Семейная политика в России XX в: историко-социальный аспект

Политика в отношении семьи в первые годы советской власти Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

Аннотация научной статьи по социологическим наукам, автор научной работы — Цинченко Галина Михайловна

Анализ семейной политики государства в первые годы советской власти, правовых реформ в брачно-семейной сфере отражает тенденции разрушения традиционной патриархальной семьи дореволюционной России. Показана деструктивная направленность государственной политики в отношении института семьи в исследуемый период, проанализирован идеологический дискурс общественного воспитания . Рассмотрена официальная идеология государственной семейной политики советского периода.

Похожие темы научных работ по социологическим наукам , автор научной работы — Цинченко Галина Михайловна

Эволюция института брака в советской России: от отмирания брака к консервативной семье (1917-1920-е гг. )

Кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве 1918 г. Как этап большевистского эксперимента в правовом регулировании семейно-брачных отношений. Историография. Источники

FAMILY POLICY IN THE FIRST YEARS OF SOVIET POWER

The analysis of family policy of the state in the early years of Soviet power and of legal reforms in the field of marriage and family reflects the trend of destruction of traditional patriarchal family in pre-revolutionary Russia. The destructive role of the state policy in relation to the family institution during this period is shown, the ideological discourse of public education is considered. The official ideology of the state family policy of the Soviet period is examined.

Текст научной работы на тему «Политика в отношении семьи в первые годы советской власти»

Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия: Социальные науки, 2015, № 1 (37), с. 174-182

ПОЛИТИКА В ОТНОШЕНИИ СЕМЬИ В ПЕРВЫЕ ГОДЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

© 2015 г. Г.М. Цинченко

Северо-западный институт управления РАНХиГС при Президенте РФ

Поступила в редакцию 09.09.2014

Анализ семейной политики государства в первые годы советской власти, правовых реформ в брачно-семейной сфере отражает тенденции разрушения традиционной патриархальной семьи дореволюционной России. Показана деструктивная направленность государственной политики в отношении института семьи в исследуемый период, проанализирован идеологический дискурс общественного воспитания. Рассмотрена официальная идеология государственной семейной политики советского периода.

Ключевые слова: семья, правовые реформы, семейная политика, материнство, общественное воспитание.

Актуальность данной статьи обусловлена значимостью вопросов, касающихся политики государства в отношении семьи в первые годы советской власти. Для современных отечественных исследователей социальная политика и ее составная часть — семейная политика советского периода остается terra incognita. Исследования до 1980-х гг. либо основывались на марксистко-ленинских подходах, либо направлялись приоритетами холодной войны. Эти и другие подходы не позволяли проанализировать противоречия советской политики в отношении семьи. Новый ракурс исследования советского периода позволяет найти подходы к интерпретации настоящего и к сценариям будущего.

Необходимо отметить, что в исследованиях советского и постсоветского периода понятие «семейная политика» является относительно новым. В политическом и академическом дискурсе соответствующий термин стал использоваться в конце 1970-х гг., а российскими исследователями только в начале 1990-х гг.

Влияние социалистической революции на брачно-семейные отношения в России и сегодня остается дискуссионным вопросом в отечественной социологии семьи. Первые годы советской власти характеризуются как период разрушения традиционной семьи и отказа от приемственности семейного законодательства, связанного с формированием новых отношений между супругами, родителями и детьми. В идеологическом дискурсе разрабатываются и популяризируются идеи общественного воспитания, обобществления родительских функций. Формирование и особенности реализации государственной политики в отношении семьи в эти

годы были детерминированы идеологическими установками. Если обратиться к определению Ф. Энгельса, согласно которому основой моногамной семьи является рождение и воспитание детей, а также последующее наследование права собственности [1], становятся понятны те противоречивые процессы, которые происходили в российской семье в советский период. Вместо наследования частной собственности наследовалась весьма ограниченная личная собственность, что ослабляло эту основу семьи и брака [2, с. 33]. Объективной причиной стала пролетарская революция и последовавшие за ней коллективизация, индустриализация, политические репрессии и военные катаклизмы, оказавшие сильное негативное влияние на семью в XX веке, разрушавшие семейные связи. Политическая причина заключалась в том, что наиболее отчетливо деструктивная направленность государственной политики в отношении семьи была выражена в первые послереволюционные годы.

Правовые реформы советского государства в брачно-семейной сфере Первые реформы советского государства в области брачно-семейных отношений ускорили уже начавшийся до революции процесс распада старой семьи патриархального типа. Еще в начале XX в. в рабочей среде наметились снижение рождаемости, ослабление экономических связей между супругами, родителями и детьми, усиление самостоятельности женщины [3]. Однако для большинства «брак означал полное слияние двух существ, пожизненное шествие их по дороге жизни и совместное осуществление поставленных себе задач. Эта связь была до сих

пор достаточно прочной и для огромного большинства — пожизненной. Два существа, действительно, превращались в «плоть едину» и совместно с детьми представляли своего рода «государство в государстве», — отмечал П. Сорокин. Церковь определяла брак как таинство. Юристы понимали под браком «состояние полной жизненной общности между супругами, пожизненную связь, основанную на божеском и человеческом праве» [3, с. 65]. По сути, дореволюционная семья была самостоятельной, независимой хозяйственной ячейкой, в дела которой государство почти не вмешивалось, за исключением случаев уголовного характера. Власть предоставляла «полную самостоятельность и ревниво оберегала ее прочность, независимость и ее основы. Посягательства на ослабление или разрыв супружеской связи (половая чистота, оскверняемая прелюбодеянием, и внебрачные половые связи) всячески преследовались и, особенно в древности, жестоко карались» [3, с. 65]. Церковь и государство стремились сильнее закрепить эту связь, всячески мешали разрыву семейных уз через разводы или раздельное проживание. Как союз родителей и детей семья была «домашним очагом» и первой школой и воспитателем. Родители обладали как рядом прав по отношению к детям, так и обязанностями — заботиться не только об их материальной обеспеченности, но и об умственном и нравственном воспитании. Определенные права и обязанности лежали и на детях. Жена была отдана в опеку мужу, дети — в распоряжение родителей. Общность имущества супругов, солидарность их интересов и передача материальной и духовной заботы о детях в руки родителей свидетельствовали о том, что семья была цельной общественной единицей, ведущей свою самостоятельную жизнь [3, с. 66].

Октябрьский переворот юридически не уничтожил институт семьи, но в значительной степени политизировал его положениями декретов Совета народных комиссаров от 19 и 20 декабря 1917 г. Признавалось действительным лишь гражданское оформление семейных отношений, было запрещено многобрачие даже для лиц, исповедовавших ислам. Люди, венчанные в церкви, не признавались отныне супругами в юридическом смысле, а уничтожение церковного брака как альтернативы гражданскому являлось несомненным наступлением на права личности и не соответствовало провозглашенной свободе вероисповедания. По сути дела, советская власть, утвердив своими первыми декретами гражданский брак, отстранив церковь от решения вопросов развода, уничтожила тем са-

мым феодальные основы семейной жизни [4, с. 237-239, 247-249].

В первые годы после революции семья стала рассматриваться как пережиток «буржуазного» прошлого, способствующий эксплуатации женщин и сохранению патриархального чувства собственности у мужчин. Правила приличия, принятые до революции, осмеивались как «мещанство» и «обывательщина», молодое поколение в особенности отличалось сексуальной свободой и неуважением к институту брака. Обычным явлением стали «свободные», незарегистрированные браки. Данное положение было закреплено законодательно в Кодексе о браке и семье 1926 г., согласно которому любое постоянное совместное проживание, зарегистрированное или нет, считалось семьей [5, с. 83]. Дети, рождавшиеся в результате такого сожительства, обладали всеми правами, как и дети в зарегистрированном браке. Развод можно было получить на основании простого заявления, причем достаточно было известить партнера по браку о разводе, но согласия его не требовалось.

Такова была правовая регламентация. На практике же многие видные деятели Советского государства всячески стремились резко перейти от феодальных норм брачных отношений к так называемым «социалистическим».

государственной политики в отношении института семьи

Пришедшее к власти в октябре 1917 г. правительство осудило семью как буржуазный институт и пообещало упразднить ее, так как, по мнению большевиков, «семья как хозяйственная единица, с точки зрения народного хозяйства, должна быть признана не только беспомощной, но и вредной. Коммунистическое общество упраздняет семью, семья утрачивает значение хозяйственной ячейки с момента перехода народного хозяйства в эпоху диктатуры пролетариата» [6, с. 18]; «семья, воспитывая и утверждая эгоизм, ослабляет скрепы коллектива и затрудняет строительство коммунизма» [7, с. 29]. Среди членов коммунистической партии было много приверженцев идеологической позиции, заключающейся в том, что семья — это один из старых институтов, который должен быть разрушен и заменен другими социальными формами. Народный комиссар просвещения А.В. Луначарский считал, что семьи создают неправильные типы людей, то есть «не людей, которые сделают вклад в общественный коллектив, но людей, которые будут индивидуалистами» [8, с. 34].

По мнению большевиков, для женщин брак и материнство являлись главными препятствиями женской эмансипации. «Семья отмирает, она не нужна ни государству, ни людям. на месте эгоистической замкнутой семейной ячейки вырастает большая всемирная трудовая семья» [9, c. 15], — писала А.М. Коллон-тай, один из основных идеологов большевизма в области семейной политики и феминизации, еще в 1919 г.; а в 1923 г. она заявила, что советское правительство «снимет бремя материнства с женских плеч и переложит его на государство». Она также добавляла, что «семья в ее буржуазном понимании вымрет» [10, с. 146, 161-162]. По сути, проводилась политика ликвидации института семьи. Представитель наркомата юстиции Я.И. Бранденбург-ский заявлял: «Семья, конечно, исчезнет и будет заменена государственной организацией общественного воспитания и социального обеспечения» [11, с. 117]. Превалирующей в социальной политике большевиков к концу 1920-х гг. становилась мысль о том, что новый человек — это, прежде всего, передовой общественник, для которого интересы коллектива всегда должны быть выше личных. Эти же идеи пропагандировались и в молодежной печати. «Социальное положение рабочего парня и девушки, — писалось в журнале «Молодая гвардия» в 1923 г., — целый ряд объективных условий, жилищных и т.д. не позволяет им жить вместе или, как говорят, пожениться. Да, эта женитьба — это обрастание целым рядом мещанских наслоений, обзаведение хозяйством, кухней, тестем, тещей, родственниками, — все это связано с отрывом, мы бы сказали, от воли, свободы и очень часто от любимой работы, от союза (комсомола)» [12, с. 154]. В силу особенностей психологии юношеству свойственно стремление к ниспровержению или, во всяком случае, к ревизии принципов жизни старших поколений. Любая (даже абсурдная) идея, высказанная в печати, а к тому же еще и лидером правящей партии, представителем государства, воспринималась как истина. Противоречивое воздействие на отношение молодых людей к семье оказали и советские законы, демократизировавшие процедуру разводов. Значительная часть юношей и девушек в новом брачно-семейном законодательстве нашла прежде всего оправдание свободных связей. Не случайно весьма популярной в среде молодежи заводских окраин Петрограда в начале 20-х гг. была частушка: «Советская власть, мужа не боюся, / Если плохо будем жить, возьму разве-дуся» [13, с. 351].

Такие представления молодежи становились опасной игрушкой в руках ретивых сторонников нового представления о семье, которые утверждали: «При социалистическом обществе дезинтеграция семьи достигнет своего завершения. Социализм несет с собой отмирание семьи» [14, с. 375]. Революционное крушение идеалов, отрицание основополагающих принципов и человеческих ценностей, и в частности религии, привели к «новой морали» вседозволенности, безнаказанности, безответственности, всколыхнули низменные человеческие чувства и настроения, которые приобрели безудержную силу [15, с. 91]. Число разводов стало стремительно расти.

Удар по патриархальной семье наносили также активная пропаганда и создание бытовых коммун в городах. Особый размах это явление получило во второй половине 1920-х гг., когда не только была восстановлена довоенная численность населения в целом и рабочих в частности, но и наметился рост горожан. Появились коммуны на фабриках, возникали межрайонные коммуны, как, например, Московско-Нарвская в Ленинграде, которая не только обобществляла всю одежду, но и платила алименты за своих членов. Коммуны способствовали если не уничтожению семьи, то ее политизации. Такую же цель преследовала и новая обрядовость, в которую вовлекалась молодежь («красные свадьбы» и «красные крестины»). Именно на коммуну руководители коммунистической партии возлагали надежды в деле переустройства семейного быта. Ряд теоретиков организации коммун видел в них средство отвлечения от семейной жизни, так как «коммунисты ни в коем случае не могут являться сторонниками семейного очага» [16, с. 56]. Молодежи настойчиво внушалось, что новый человек — это прежде всего передовик-общественник, для которого интересы класса, коллектива всегда должны быть выше личных. Такие идеи не могли не привести к конфликтам в молодых семьях, и в 1930-е гг. эти конфликты приобрели массовый характер. На страницах «Комсомольской правды» развернулась дискуссия по проблемам семьи. Собранная подборка писем показывает, что молодые рабочие не могли жениться их-за общественных и производственных перегрузок.

«Вот поженились мы, и вижу: из-за Нюры работа страдает. Решил взяться за работу, дома скандалы. Поругаешься и уйдешь в ячейку, а оттуда возвращаешся в час ночи», — писал секретарь комитета ВЛКСМ одного из ленинградских заводов [17]. «Может, семья является лишним грузом, тянущим комсомольцев назад

или в сторону от прямых целей и задач?» — пыталась понять молодая работница [18, с. 8].

Несмотря на то, что в крестьянской России брак имел высокий статус (считалось, что не выходят замуж и не женятся только нравственно и физически неполноценные), отток молодежи в города уже до революции ослабил прочность семей и снизил престиж семейной жизни, а примат общественного над личным, активно пропагандировавшийся в Советском государстве, усилил эти тенденции. Статус семьи в сознании молодых ленинградских рабочих был основательно поколеблен и благодаря старательному муссированию вопросов о функциях семьи в новом обществе. Сомнительные, но тогда считавшиеся прогрессивными идеи и варианты брачных отношений навязывались в сборниках комсомольских песен частушками о семейной жизни:

«Эх, била меня мать и поучала, С комсомольцами гулять запрещала. Лучше б дома, говорит, ты сидела, Поучилась щи варить, хлебы делать. Нет, мамаша, все ты зря, эти вещи Спокон века кабалят бедных женщин» [19]. После революции в промышленности начал интенсивно применяться женский труд. Так, в 1928 г. в промышленности Ленинграда было занято 37% женщин из всех рабочих, в 1934 г. -45.7%, а в 1937 г. — 49.6%. Эта ситуация обусловливалась не только экономическими, но и идеологическими причинами. «В условиях ликвидации безработицы и все возрастающей потребности в новых рабочих кадрах создаются все возможности для фактического раскрепощения женщины от домашнего хозяйства и приобщения ее к общественно-производительному труду», — подчеркивалось в постановлении Коллегии народного комиссариата труда РСФСР от 15 февраля 1931 г. [20, с. 9]. На многих ударных стройках объявлялась мобилизация «внутренних человеческих ресурсов» -женщин, которые приезжали на стройку вместе с мужьями.

Несмотря на согласие между коммунистическими лидерами и ведущими педагогами того времени в том, что семья должна быть уничтожена, все же в первое десятилетие после революции семье не нашлось подходящей замены, хотя социальный институт семьи в России в послереволюционный период претерпел существенные изменения. Активно распространялись идеи понимания брака как любовного и товарищеского союза двух равных, свободных и одинаково независимых членов коммунистического общества, женского равноправия. Жен-

щина должна была стать не только финансово, но и духовно независимой. Для достижения экономической независимости женщин был принят ряд декретов: был введен оплачиваемый отпуск по беременности, а также запрет на тяжелый физический труд в ранние и поздние сроки беременности; предоставлялись оплачиваемые перерывы для кормления младенцев; начали открывать ясли и детские сады. Женщина получила не только возможность раздельного владения имуществом в браке, но и свободу перемещения.

Необходимо отметить, что сразу после революции и в последующие годы семья функционировала в условиях постоянного вмешательства государства в ее приватную сферу, навязывания образа жизни и моделей поведения. Первый нарком здравоохранения Н.А. Семашко полагал, что «вопрос об аборте должен решаться не с точки зрения прав личности, а с точки зрения интересов всего коллектива» [21, с. 20]. Аборты были разрешены. Представительницы женской части правящей большевистской верхушки делали акцент на социальном аспекте прерывания беременности, считая, что эта операция способствует «втягиванию женщин в общественную жизнь» [22, с. 78]. Значительно упростилась процедура развода. Вместо церковных таинств венчания и крещения детей была введена светская процедура регистрации брака и рождения детей. Церковь отделялась от государства. Внебрачные дети получили равные права с детьми, рожденными в браке. В терминологии того времени, «дети, произошедшие от сожительства, поступают в собственность республики» [15, с. 91]. Эти положения были введены декретом «О гражданском браке, о детях и ведении актов состояния» 18 декабря 1917 г., а затем включены в Семейный кодекс 1918 г. Как писал В.И. Ленин, «советская власть первая и единственная в мире уничтожила полностью все старые буржуазные подлые законы, ставящие женщину в неравное положение с мужчиной, дающие привилегии мужчине, например, в области брачного права или в области отношений к детям» [цит. по: 23, с. 156]. Таким образом, в тенденциях, которые возникли в сфере брачно-семейных отношений после революции 1917 г., проявились разрушительные силы, обуздать которые новое государство не могло, а часто и не стремилось, так как цель политики исходила из главного постулата — «разрушить все до основания, а затем» на «развалинах» построить нечто «новое». Любой революционный переворот, какими бы благими намерениями он ни прикрывался, всегда несет людям горе и раз-

рушение традиционных основ жизни, негативно отражается на деятельности существующих социальных институтов, особенно семьи, которая берет на себе все тяготы по воспроизводству населения. Поэтому кризис в политике, экономике, культуре есть и кризис семьи [15, с. 92]. Мнение отечественных и зарубежных ученых касательно позиции и действий коммунистов в отношении семьи во многом совпадает с мнением западногерманского публициста К. Менерта: «Советское правительство сразу же после революции повело борьбу с семьей [24, с. 66]. Для них (коммунистов) семья — это бельмо на глазу, и не только из-за ее консервативности. Их раздражает уже само существование этого единственного в стране не контролируемого ими института, самобытной и замкнувшейся в себе ячейки, инородного тела в государстве, которое во всех остальных отсеках контролируется сверху донизу» [24, с. 70, 89]. А.Г. Харчев отмечал, что «семья — хранительница не только традиционной русской культуры, быта, основа социализации человека, но и связь исторических времен, разрушив которую, общество превращается в «иванов, не помнящих родства». Именно здесь больше всего потеряла, порой безвозвратно, наша нация» [15, с. 93].

Идеологический дискурс общественного воспитания

В течение первых десяти лет послереволюционного периода членами нового советского правительства было предложено три направления развития отношения государства к семье в переходный период от социализма к коммунизму [25, с. 893-902].

Наиболее радикальным было первое направление, которое ратовало за полное разрушение семьи и ее замену коллективным воспитанием детей в государственных учреждениях. Сторонники этого направления утверждали, что отмирание семьи оправдано марксистской идеологией. Второе направление поддерживалось теми, кто верил, что семья будет функционировать даже при социализме. Цели сторонников этого направления заключались в понимании необходимости работать с родителями для помощи в воспитании здоровых и счастливых детей. Представители третьего направления предлагали рассматривать детей как агентов революции в отношении взрослых членов семьи при условии, что дети смогут жить дома при отсутствии риска воспринимать прежний образ жизни.

Даже сторонники уничтожения семьи признавали, что для наилучшего результата воспитания детей в советском государстве нужно работать с семьей, а не против нее. Они понимали,

что в то время это было единственным выбором и старались сделать как можно больше в данном направлении. Сторонники второго направления считали, что семья вместе с другими социальными институтами будет заниматься воспитанием детей. Они осознавали, что дети сначала будут в основном получать образование и воспитание в советских учреждениях, а затем приносить свои знания в семьи, родителям. А.М. Колонтай утверждала, что ребенок, воспитанный обществом, будет лучше подготовлен к новому образу жизни, чем ребенок, воспитанный в семье: «Человек, воспитанный в учреждениях республики рабочих, будет лучше приспособлен к жизни в рабочей коммуне, чем человек, чье детство прошло в закрытой среде эгоистичных семейных привычек» [26]. Эта идея казалась очень удачной, так как государство могло сконцентрировать свои усилия на будущем страны — детях. Однако идея была достаточно амбициозной, так как власти сначала должны были не только открыть соответствующие учреждения и обучить детей (что требовало колоссальных затрат), но и найти эффективный способ передачи взрослым тех знаний, которые были получены детьми.

Идея общественного воспитания, как мы уже отмечали, была одной из центральных в семейной политике этого периода, так как стояла задача воспитания нового человека — строителя коммунизма. Н.К. Крупская об идее общественного воспитания писала еще до революции, по сути имея в виду полное государственное обеспечение детей через систему детских учреждений, включая школы и детские сады [27, с. 110]. Сразу после революции правительство объявило, что забота о воспитании детей будет возложена на общество.

А.М. Колонтай считала, что воспитание детей в семье неэффективно, так как детям могут привиться консервативные буржуазные ценности, а в системе общественных образовательных учреждений, охватывающей всех детей, будут привиты навыки и черты «строителя коммунизма». Такой подход к воспитанию поддерживал и А.В. Луначарский, по мнению которого при выборе одного из двух воспитателей — родителей в лице матери и государства в лице школы -приоритет должен отдаваться школе, потому что она несет основную ответственность за воспитание молодого поколения в духе социалистических идеалов. А.М. Коллонтай, развивая идею общественного воспитания в статье «Коммунизм и семья», писала, что «вопрос освобождения женщины от тягот материнства решится сам собой, поскольку пролетарское

государство установит совершенно новый принцип: забота о подрастающем поколении превратится из заботы семьи в заботу государства. Материнство будет охраняться не только в интересах женщины, но прежде всего переходной на пути к социализму национальной экономики: необходимо спасти женщин от непродуктивной траты энергии, которая может быть эффективно использована в интересах коллектива. Необходимо защитить их здоровье, чтобы гарантировать трудовой республике приток здоровых рабочих в будущем» [28, с. 56].

Семейная политика советского государства, по мнению многих исследователей, была политикой крайнего прагматизма. Женщина рассматривалась в качестве важного человеческого ресурса для решения производственных и демографических задач, стоящих перед обществом.

Официальная идеология государственной семейной политики советского периода

Политика коммунистов по отношению к семье не может однозначно оцениваться в течение всего исторического этапа существования социалистического общества. Во время «великого перелома» 1929 г. в стране стало меняться все, и в том числе взгляды на проблему взаимоотношения полов. На рубеже 1920-1930-х гг. сформировались официальные нормы сексуальной и семейной жизни в советском обществе. Они сводились к следующему: советский человек должен ориентироваться на моногамный брак, женская сексуальность может быть реализована только посредством деторождения. Добрачная половая жизнь считалась аморальной, отклоняющиеся формы полового поведения резко осуждались [29, с. 275]. В середине 1930-х гг. советское государство перешло на позиции защиты семьи и материнства, объявив в 1936 г. аборты вне закона, сделав процедуру развода более труднодоступной и дорогостоящей (за первый развод надо было заплатить 50 руб., второй «стоил» 150 руб., третий и последующие — 300 руб. [5, с. 87]), установив льготы для многодетных матерей, преследуя безответственных отцов и мужей и клеймя их позором, утверждая авторитет родителей наравне с авторитетом школы и комсомола. Подобные перемены, по-видимому, были вызваны, в первую очередь, падением рождаемости и тревогой по поводу того, что данные о численности советского народонаселения не показывают сильного прироста, ожидавшегося при социализме. Институт свободного брака еще существовал (был упразднен только в 1940 г. [30, с. 172]), но к концу 1930-х гг. уже не пользовался такой популярностью, как раньше. Количество разводов

стало сокращаться. Советские юристы, неистово критиковавшие ценности капиталистического общества и его основную ячейку — семью, кардинально поменяли свои взгляды. Так, в 1927 г. академик С.Я. Вольфсон утверждал, что «социализм несет с собой отмирание семьи», а в 1937 г. он же писал следующее: «Утверждения, что социализм несет отмирание семьи, глубоко ошибочны и вредны» [31, с. 233-234]. В.К. Никольский, специалист по изучению семьи, в эти годы считал, что «индивидуальная семья не только сохраняется, но и укрепляется как прочная форма брачного союза, основанного на взаимной любви, и ячейка социалистического быта, выполняющая ответственную задачу воспитания детей» [32, с. 72]. Он отметил важное положение, которое в дальнейшем определило семейную политику в СССР: «Конечно, брак и развод являются у нас частным делом мужчины и женщины. Но поскольку человек является самым ценным капиталом в нашей стране, поскольку драгоценнейшим достоянием нашего общественного строя являются дети, постольку все, что наносит ущерб этому драгоценнейшему достоянию (половая распущенность, легкомысленное отношение к браку, отказ от содержания своих детей и т.д.), всегда вызывало и будет вызывать вмешательство советского общественного мнения и советского законодательства» [32, с. 73].

Классовые подходы, идеи построения коммунистического общества в мировом масштабе и создания материально-технической базы коммунизма в официальной государственной и партийной идеологии ставили семью, личные и семейные интересы в подчиненное положение. Такой подход к семейной политике сохранялся на протяжении всего советского периода. Главный идеологический документ советского периода — Программа КПСС (1972 г.) — подтверждает это. В Программе «семья» употребляется только в разделе «Задачи партии в области подъема материального благосостояния народа». Заметим, что дети и молодежь в этом документе упоминаются тоже редко. Что касается семьи, то о ней говорится следующее: «При коммунизме семейные отношения окончательно очистятся от материальных расчетов и будут целиком строиться на чувствах взаимной любви и дружбы» [33, с. 65]; «Те семьи, которые проживают еще в переуплотненных (плохих) жилищах, получат новые квартиры. В итоге второго десятилетия каждая семья, включая семьи молодоженов, будет иметь благоустроенную квартиру» [33, с. 94]. Приведем цитату из Программы КПСС, в которой содержится идея ран-

них работ К. Маркса и Ф. Энгельса о переходе при коммунизме к общественному воспитанию детей: «Обеспечить счастливое детство каждому ребенку — одна из наиболее важных и благородных задач строительства коммунистического общества. Дальнейшее широкое развертывание сети детских учреждений создаст условия для того, чтобы все большее число семей, а во втором десятилетии — каждая семья имела бы возможность по желанию бесплатно содержать детей подростков в детских учреждениях. Партия считает необходимым сделать все возможное, чтобы уже в ближайшие годы полностью удовлетворить потребности в дошкольных учреждениях. В городе и деревне будет обеспечено: полное и бесплатное удовлетворение потребностей населения в яслях, детских садах и площадках, в школах с продленным днем, в пионерских лагерях, массовое развертывание сети школ-интернатов с бесплатным содержанием детей; введение во всех школах бесплатных горячих завтраков, продленного школьного дня с предоставлением учащимся бесплатных обедов, бесплатное обеспечение школьной одеждой и учебными пособиями» [33, с. 98]. Иными словами, речь идет о бесплатном содержании и профессиональном, внесемейном воспитании и социализации детей в разнообразных детских учреждениях. И грань между помощью семье в содержании и воспитании детей и отторжении, изъятии ребенка из семьи является тонкой и неуловимой.

С 1920-х гг. начала развиваться система детских, преимущественно круглосуточных, дошкольных учреждений. Статистические данные показывают рост детских дошкольных учреждений в последующие годы советской власти. Так, в 1924 г. в СССР было открыто 1036 дошкольных учреждений, в которых пребывало 42 тыс. детей, а в 1940 г. насчитывалось уже 24 тыс. таких учреждений, которые посещали 1171.5 тыс. детей [34, с. 125, 187, 188].

Однако ресурсы, фактически выделенные на семейную политику за весь период социализма, были недостаточны для практической реализации этих идеологических установок, так как приоритами государственной экономической политики страны в то время были усиление военной мощи, индустриализация и наращивание объема производства тяжелой промышленности, подчинение коллективного сельского хозяйства интересам индустриализации. Социальная сфера развивалась по остаточному принципу. Трудности с жильем и низкие заработки препятствовали разводу и возможности создания новой семьи либо отдельного проживания.

Государство, развивая сеть детских дошкольных учреждений, внешкольного воспитания, общественного питания и бытового социального обслуживания, обеспечения и социального обслуживания нетрудоспособных и др., постепенно брало на себя значительную часть функций семьи. Всеобщее вовлечение женщин в сферу общественного труда делало их более независимыми в экономическом плане. Можно говорить об усилении значения тех аспектов семьи и брака, которые связаны с любовью, сексуальными отношениями, психологической поддержкой в семье.

Анализ различных исторических источников показывает, что в дальнейшем государственная семейная политика стала более гибкой и реалистичной, при сохранении главной марксистской идеи общественного воспитания детей и освобождения женщины из сферы неэффективного, домашнего труда на основе всеобщего вовлечения в общественное производство и развития общественного питания и бытового обслуживания. Однако все эти разрушительные для семьи процессы не получили достаточного развития и глубины, а здоровый консерватизм позволил семье, претерпевшей столь существенные воздействия и изменения, модернизироваться, сохранив многие традиции, и выжить. Гегемоническая позиция государства создала условия для формирования патерналистской семейной политики, когда семье оставался минимум функций и полномочий, а государство брало на себя ответственность за обеспечение членов семьи и заботу о них. В результате разнонаправленных социально-экономических и политических процессов в России на смену массовой, патриархальной, крестьянской, многодетной, многопоколенной сельской семье начала XX в., пришла эгалитарная, малодетная, нуклеарная городская семья.

1. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3-х т. Т. 3. М.: Политиздат, 1986. 639 с.

2. Семья: история и современность. Хрестоматия. М.: Изд-во Российского государственного социального университета, 2005. 324 с.

3. Сорокин П. Кризис современной семьи // Вестник Московского ун-та. Сер. Социология и политология. 1997. № 3. С. 65-79.

4. Декреты Советской власти. В 2-х т. Т. 1. М.: Государственное изд-во политической литературы, 1957. 624 с.

5. Максимова Т. На кой черт регистрировать брак, если. — можно и так // Родина. 2004. № 11. С. 83-87.

6. Коллонтай А.М. Новая мораль и рабочий класс. М.: Москва, 1919. 61 с.

7. Коллонтай А.М. Тезисы о коммунистической морали в области брачных отношений // Коммунистка. 1921. № 12-13. С. 29-32.

8. Луначарский А.В. О воспитании и образовании. М.: Педагогика, 1976. 281 с.

9. Коллонтай А.М. Семья в коммунистическом обществе. Одесса: Государственное издательство «Москва-Петроград», 1919. 75 с.

10. Коллонтай А.М. Труд женщины в эволюции хозяйства. 2-е изд., перераб. М.: Госиздат, 1928. 200 с.

11. Исаев В.И. Быт рабочих Сибири 1926-1937 гг. Новосибирск: Наука, Сибирское отделение, 1988. 240 с.

12. Молодая гвардия. 1923. № 4-5. 230 с.

13. Частушка. М-Л.: Советский писатель, 1966. 320 с.

14. Вольфсон С.Я. Социология брака и семьи. Минск: БГУ, 1929. 435 с.

15. Харчев А.Г. Социалистическая революция и семья // СОЦИС. 1994. № 6. С. 90-95.

16. Бер Ю. Коммуна сегодня. Опыт производственных и бытовых коммун молодежи. М.: Молодая гвардия, 1930. 77 с.

17. Комсомольская правда. 15.10.1934.

18. За любовь и счастье в нашей семье / Сост. И. Бачелис, С. Трегуб. М.: Молодая гвардия, 1936. 92 с.

19. Правда. 27.01.1930.

20. ЦГА РСФСР. Ф. 374. Оп. 3. Д. 659. Л. 9.

21. Семашко Н.А. Еще о больном вопросе // Коммунистка. 1920. № 3-4. С. 20-28.

22. Дробижев В.З. У истоков советской демографии. М.: Мысль, 1987. 220 с.

23. Чернова Ж.В. Семейная политика в Европе и России: гендерный анализ. СПб.: Норма, 2008. 328 с.

24. Менерт К. Советский человек. М: Гослитиздат, 1959. 190 с.

25. Glass Becky L., Stolee Margaret K. Family law in Soviet Russia, 1917-1945 // Journal of marriage and family. 1987. Vol. 49. № 4.

26. Коллонтай А.М. Положение женщин в эволюции хозяйства: Лекции, читанные в Университете имени Я.М. Свердлова. М.: Молодая гвардия, 1923. 32 с.

27. Чернова Ж.В. Семья как политический вопрос: государственный проект о практике приватности. СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013. 288 с.

28. Коллонтай А.М. Коммунизм и семья // Кол-лонтай А.М. Избранные речи и статьи. М.: Политиздат, 1972. 430 с.

29. Левина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920-1930 годы. СПб.: Летний сад, 1999. 320 с.

30. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм: Социальная история Светской России в 30-е годы: город / Пер. с англ. М.: РОССПЭН, 2001. 336 с.

31. Вольфсон С.Я. Семья и брак в их историческом развитии. М.: Соцэкгиз, 1937. 244 с.

32. Никольский В.К. Семья и брак в прошлом и настоящем. М.: Соцэкгиз, 1936. 86 с.

33. Программа Коммунистической партии Советского Союза. М.: Политиздат, 1972. 127 с.

34. Хасбулатова О.А. Российская гендерная политика в ХХ столетии: мифы и реалии. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 2005. 342 с.

FAMILY POLICY IN THE FIRST YEARS OF SOVIET POWER G.M. Tsinchenko

The analysis of family policy of the state in the early years of Soviet power and of legal reforms in the field of marriage and family reflects the trend of destruction of traditional patriarchal family in pre-revolutionary Russia. The destructive role of the state policy in relation to the family institution during this period is shown, the ideological discourse of public education is considered. The official ideology of the state family policy of the Soviet period is examined.

Keywords: family, legal reforms, family policy, motherhood, public education.

1. Engel’s F. Proiskhozhdenie sem’i, chastnoy sobstvennosti i gosudarstva // Marks K., Engel’s F. Iz-brannye proizvedeniya. V 3-kh t. T. 3. M.: Politizdat, 1986. 639 s.

2. Sem’ya: istoriya i sovremennost’. Khrestomatiya. M.: Izd-vo Rossiyskogo gosudarstvennogo sotsial’nogo universiteta, 2005. 324 s.

3. Sorokin P. Krizis sovremennoy sem’i // Vestnik Moskovskogo un-ta. Ser. Sotsiologiya i politologiya. 1997. № 3. S. 65-79.

4. Dekrety Sovetskoy vlasti. V 2-kh t. T. 1. M.: Gosudarstvennoe izd-vo politicheskoy literatury, 1957. 624 s.

5. Maksimova T. Na koy chert registrirovat’ brak, esli. — mozhno i tak // Rodina. 2004. № 11. S. 83-87.

6. Kollontay A.M. Novaya moral’ i rabochiy klass. M.: Moskva, 1919. 61 s.

7. Kollontay A.M. Tezisy o kommunisticheskoy morali v oblasti brachnykh otnosheniy // Kommunistka. 1921. № 12-13. S. 29-32.

8. Lunacharskiy A.V. O vospitanii i obrazovanii. M.: Pedagogika, 1976. 281 s.

9. Kollontay A.M. Sem’ya v kommunisticheskom obshchestve. Odessa: Gosudarstvennoe izdatel’stvo «Moskva-Petrograd», 1919. 75 s.

10. Kollontay A.M. Trud zhenshchiny v evolyutsii khozyaystva. 2-e izd., pererab. M.: Gosizdat, 1928. 200 s.

11. Isaev V.I. Byt rabochikh Sibiri 1926-1937 gg. Novosibirsk: Nauka, Sibirskoe otdelenie, 1988. 240 s.

12. Molodaya gvardiya. 1923. № 4-5. 230 s.

13. Chastushka. M-L.: Sovetskiy pisatel’, 1966. 320 s.

14. Vol’fson S.Ya. Sotsiologiya braka i sem’i. Minsk: BGU, 1929. 435 s.

15. Kharchev A.G. Sotsialisticheskaya revolyutsiya i sem’ya // SOTsIS. 1994. № 6. S. 90-95.

16. Ber Yu. Kommuna segodnya. Opyt proizvod-stvennykh i bytovykh kommun molodezhi. M.: Mo-lodaya gvardiya, 1930. 77 s.

17. Komsomol’skaya pravda. 15.10.1934.

18. Za lyubov’ i schast’e v nashey sem’e / Sost. I. Bachelis, S. Tregub. M.: Molodaya gvardiya, 1936. 92 s.

19. Pravda. 27.01.1930.

20. TsGA RSFSR. F. 374. Op. 3. D. 659. L. 9.

21. Semashko N.A. Eshche o bol’nom voprose // Kommunistka. 1920. № 3-4. S. 20-28.

22. Drobizhev V.Z. U istokov sovetskoy demografii. M.: Mysl’, 1987. 220 s.

23. Chernova Zh.V. Semeynaya politika v Evrope i Rossii: gendernyy analiz. SPb.: Norma, 2008. 328 s.

24. Menert K. Sovetskiy chelovek. M: Goslitizdat, 1959. 190 s.

25. Glass Becky L., Stolee Margaret K. Family law in Soviet Russia, 1917-1945 // Journal of marriage and family. 1987. Vol. 49. № 4.

26. Kollontay A.M. Polozhenie zhenshchin v evolyutsii khozyaystva: Lektsii, chitannye v Universitete imeni Ya.M. Sverdlova. M.: Molodaya gvardiya, 1923. 32 s.

27. Chernova Zh.V. Sem’ya kak politicheskiy vopros: gosudarstvennyy proekt o praktike privatnosti. SPb. : Izd-vo Evropeyskogo universiteta v Sankt-Peterburge, 2013. 288 s.

28. Kollontay A.M. Kommunizm i sem’ya // Kollontay A.M. Izbrannye rechi i stat’i. M.: Politizdat, 1972. 430 s.

29. Levina N.B. Povsednevnaya zhizn’ sovetskogo goroda: Normy i anomalii. 1920-1930 gody. SPb.: Let-niy sad, 1999. 320 s.

30. Fitspatrik Sh. Povsednevnyy stalinizm: Sotsi-al’naya istoriya Svetskoy Rossii v 30-e gody: gorod / Per. s angl. M.: ROSSPEN, 2001. 336 s.

31. Vol’fson S.Ya. Sem’ya i brak v ikh istoricheskom razvitii. M.: Sotsekgiz, 1937. 244 c.

32. Nikol’skiy V.K. Sem’ya i brak v proshlom i nas-toyashchem. M.: Sotsekgiz, 1936. 86 s.

33. Programma Kommunisticheskoy partii So-vetskogo Soyuza. M.: Politizdat, 1972. 127 s.

34. Khasbulatova O.A. Rossiyskaya gendernaya po-litika v KhKh stoletii: mify i realii. Ivanovo: Ivanovskiy gos. un-t, 2005. 342 s.

Семейная политика в России XX в.: историко-социальный аспект

Модернизационные изменения в брачности, рождаемости. Три периода истории советской социальной политики в отношении семьи. Семейная политика в России XX в. историко-социальный аспект. Демократизация внутрисемейных отношений. Первый Декрет гражданском браке

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Министерство Образования Российской Федерации

Высшее профессиональное учреждение

Шадринский Государственный Педагогический Институт

Семейная политика в России XX в.: историко — социальный аспект

студентка 255 группы:

Семейная политика в России XX в.: историко — социальный аспект

История семьи в России, как, впрочем, и во всех других странах, связана с социальными, экономическими и политическими процессами модернизации обществ. Модернизационные процессы урбанизации и индустриализации меняли не только социально-экономические аспекты индивидуальной, семейной и общественной жизни, но и влияли на характер и способ ведения домохозяйства, на внутрисемейные отношения и демографическое поведение, а значит, на структуру и размер семей. Для рассмотрения и анализа спектра предельно широких политических импульсов, задававших социальный контекст изменений жизни семьи в России XX в., в данной работе используется понятие семейной политики, понимаемой как практика эффективных и экономических систем контроля, обеспеченных процедурами власти. Речь идет о тех регулирующих способах контроля семьи со стороны государства, которые и составляли суть семейной политики в России XX в., хотя само понятие семейной политики Б истории российской государственности появилось лишь в 80-с гг. XX в. и определялось только как практика социально-демографической политики государства.

Индустриальные общества способствовали становлению малых, или нуклеарных, форм семьи. Собственно, преобладание тех или иных форм семьи служит одним из показателей уровня модернизации общества. В постиндустриальных обществах семья также эволюционирует: исследователи говорят о падении нравственно-этических норм и изменении устоявшихся представлений о семье, о нестабильности браков, о превращении в норму и росте числа неполных семей, о снижении роли семьи в социализации детей, и т.д.

Распространено мнение, что в доиндустриальных обществах семьи были расширенными и/или составными по количеству и структуре. Однако исследования социальных историков и социологов убедительно доказали: семья не была тогда той автономной структурой, островком частной жизни индивидов, каковой она стала в современных обществах, а включалась в более широкие социальные структуры — родовые общинные, цеховые и т.д. Используя экономические понятия производства (товаров/услуг) я воспроизводства (рабочей силы), можно сказать, что в доиндустриальных обществах семья была более институтом производства, чем воспроизводства. Соответственно, социализация детей не только не была основной функцией семьи но зачастую вообще не являлась семейной функцией’.

Вопросы развития и изменения семьи как социального института чаще всего связывают с вопросами стабильности обществ, видя в ней основной институт трансляции социальных ценностей от поколения к поколению [Дармодечин, 2000; Куприянова 2002] и/или единственно легитимную социальную норму организации сексуальных практик и воспроизводства. Однако, как ужо говорилось, семья, во-первых, отнюдь не во вес времена была институтом социализации детей, а во-вторых, не всегда существовала как «естественная и основная ячейка общества — мнение, распространенное не только среди исследователей, но и политиков (см., например [Куприянова 2002 с 2]) Модернизационные процессы влияли на развитие института семьи, что в свою очередь способствовало оформлению частных социальных отношении и частных форм организации жизни (в противовес оформлению публичных форм организации труда), повышало индивидуализацию членов семьи, приводило к демократизации отношений между ее членами — супругами, родителями, детьми и др.

В России с первой четверти XVIII в. и вплоть до начала XX в. формы семейной жизни во всех сословных группах постепенно менялись. Сначала дворянство, а потом

и интеллигенция прошли путь от составной, сложной семьи к малой (нуклеарной) семье [Миронов, 1999, с. 2661, так что к концу XIX в. малая семья а России стала основной и единственной тесовой формой организации семейной жизни в городе.

Что же касается крестьянства, то вплоть до XVIII в. понятие «семья» было для этой социальной группы тождественным понятию «дом» в значении «домохозяйство»- поэтому семьей, в основном, считалась группа родственников (и не только), проживающая в одном доме и ведущая совместное домохозяйство. По мнению социальных историков, в России имперского периода среди крестьянства малая (нуклеарная) семья стала преобладать лишь после эпохи Великих реформ 60-х гг. XIX в. До этого массовой формой семейной организационной структуры у российских крестьян была составная семья [Миронов, 1999, с. 221].

Таким образом, можно отметить, что к началу XX в. малая семья в России стала распространенной, а главное — легитимной формой семейной жизни. Однако ее становление в очень небольшой степени меняло характер внутрисемейных отношений, которые манным образом основывались на патриархатно-авторитарной системе, которая характеризуется, во-первых, господством мужчин над женщинами, старших над младшими, то есть строгой половозрастной иерархией семейной жизни, и, во-вторых приоритетами семьи как целого над индивидуальными запросами и интересами ее членов. Поэтому такая семья не была и не могла быть дето центр и стекой.

Демократизация внутрисемейных отношений, как и эмансипация женщин и детей происходили крайне медленно. К началу XX в. среди дворянства и интеллигенции внутрисемейные отношения также во многом сохраняли традиционные черты.

Даже для образованных людей индивидуализм, соблюдение частного пространства личности в то время не были распространенной повседневной практикой. Кроме того, стоит напомнить, что вплоть до середины XX в. Россия была крестьянской страной, а если учесть, что «в изживании архаических форм семейной организации город обгонял деревню примерно на 30 лет. то есть на два поколения. а возможно, и на три» [Миронов, 1999, с. 236], то можно сказать, что демократизация и эмансипация семейных отношений в России на рубеже Х1Х-ХХ вв. продвигались черепашьими темпами.

Семья в Советской России представляла собой институт, с одной стороны, унаследовавший прежний авторитарно-патриархатный стиль внутрисемейных отношений, а с другой — стремительно модернизировавшийся под воздействием трансформационных импульсов нового государства. Влияние целенаправленной государственной политики на семейные структуры и формы внутри семейных отношений отмечено многими исследователями. В то же время эта политика в отношении института семьи, как отмечает С. Дармодехин, «. всегда была ограниченной, не носила системного характера, отождествлялась с социальной политикой. Институциональные интересы семьи и государственной деятельности специально не выделялись и не учитывались» [Дармодехин, 2000, с. 3]. Однако отсутствие системной, целостной и целенаправленной семейной политики не отрицает существования намеренных и ненамеренных воздействий па семью. Семейная политика Советского государства, строившаяся на идеологии равенства (классового и полового) и неприятии буржуазных форм брака и семьи, сосредоточивалась на регуляции брачно-семейных отношений работающих женщин и на вопросах охраны и материальной поддержки материнства и детства.

Исследователи социальной истории семьи выделяют несколько принципиально разных по своей направленности и влиянию на внутрисемейные отношения и структуру семьи периодов в истории социальной политики Советского государства.

Первый период (1917 — середина 1920-х — начало 1930-х гг.) часто называют временем радикального переустройства института семьи и сексуальной революции в России [Чуйкина, 2002, с. 112]. Он характеризуется либеральным законодательством и легитимацией ряда запрещенных в имперский период индивидуальных, в том числе сексуальных, прав и свобод.

Декрет «О гражданском браке, детях и ведении книг актов гражданского состояния» от 18 декабря 1917 г. утвердил единую процедуру гражданской, светской регистрации брака, отменив церковную как единственно легитимную и легальную.

Кроме того, было узаконено формальное равенство женщин и мужчин во всех сферах жизни по обеспечению равного доступа к работе, образованию, социальным услугам и благам. Россия была не только одной из первых стран мира, провозгласившей равенство полов, но и первой страной, в которой начала проводиться направленная социальная политика по созданию условий для реализации равных прав и возможностей для женщин. Благодаря такой политике государства в СССР на практике была создана одна из первых в мире эмансипаторских в отношении женщин и детей система социального обеспечения.

Эмансипации женщин во многом способствовали введение облегченной процедуры развода и легализация абортов. Декрет «О расторжении брака» сделал процедуру развода светской и доступной. Дела о разводах, возбужденных в одностороннем порядке, были переданы из церковного ведения в ведение местных судов. Принятый в октябре 1920 г. Кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве упрощал процедуру развода: но взаимному согласию он происходил в ЗАГСе, а по заявлению одного из супругов — в суде. Сама судебная процедура была облегчена: дела слушались без участия заседателей, а при неявке в суд обоих супругов -заочно [Антокольская, 1999, с. 74, 76].

Постановление Наркомата здравоохранении и Наркомата юстиции от 18 ноября 1920 г., разрешавшее в России искусственное прерывание беременности в медицинских учреждениях, первым в европейской истории легализовал аборты. Данный факт, как бы это сегодня ни оспаривали сторонники движения «pro life«, — бесспорно, большой шаг в процессе эмансипации российских женщин, позволивший им самостоятельно контролировать собственную сексуальность и фертильность7.

Введение бесплатного аборта в медицинском учреждении с обеспечением «максимальной безвредности» (цит. по [Беседа. ]) дли женского здоровья при всех его отрицательных последствиях было все же благом для российских женщин, большинство из которых в послереволюционной и послевоенной стране жили в нужде, страдали от сложностей быта и отсутствия постоянного и надежного партнера. Так, и 1925 г, 60,4% ленинградок, сделавших аборт, объясняли свой поступок крайней нуждой. Как указывает Н. Лебина, потребность в бесплатных абортах была столь велика, что в Ленинграде в 1924 г. вышло постановление о формировании абортных комиссий, призванных устанавливать очередность на производство бесплатной и легальной операции в медицинских учреждениях. Приоритетом пользовались работницы ленинградских заводов [Лебина, 1994, с. 189].

Среди эмансипаторских мер социальной политики Советского государства в отношении женщин и детей стоит указать на пропаганду и частичную реализацию политики освобождения женщин от «быта». Речь идет о намерении снять и разделить (с государством) ответственность женщин за рекреационные функции семьи и социализацию детей. Именно в 1920-е гг. появляются теоретические работы А. Коллонтай, где ставится вопрос о необходимости введения специальной государственной политики в отношении семьи и женщин. Коллонтай, впитав феминистские идеи начала XX в. о глубоко неравных, патриархатных отношениях в семье и обществе, предлагала отказаться от традиционных форм семьи и семейной жизни. Она писала о необходимости «революции быта», реорганизации частной и семейной жизни (включение женщин в производство, оказание материальной поддержки матерям) путем социализации домашнего труда (организации общественных столовых, прачечных, ремонтных мастерских, яслей, детских садов) [Коллонтай, 1922, с. 170-173].

Однако практические реалии семейной жизни в 1920-е гг. были не столь радужны и однозначны, так как существовали значительные расхождения между риторикой о равенстве женщин и мужчин и ее воплощением. Реалии семейных практик и в городе, и в деревне были связаны с нищенским существованием оставленных (разведенных) матерей с несовершеннолетними детьми. Ибо при упрощении процедуры развода, неразвитости социальных служб и отсутствии обязательной и фиксированной поддержки со стороны государства женщины, особенно имеющие несовершеннолетних детей, экономически зависели от мужей.

Проблема усугублялась введением в Семейный кодекс 1918 г. дореволюционной, распространявшейся ранее на дворян и городское сословие имперской нормы семейного права о раздельном владении супругами имущества. Речь шла о том, что по Семейному кодексу имперского законодательства ни муж, ни жена не имели права пользоваться и управлять имуществом супруги(а) без их специального согласия. В имперский период истории России правовые нормы были сословными и регулировались по закону в дворянской среде и среди городского сословия, и по обычаю — в среде крестьянской. Дворянки и женщины городского сословия, выделенные в отдельную категорию, имели больше имущественных и наследственных нрав, чем представительницы других сословий8. И их распространение на все население страны привело к неожиданным результатам. В случае развода сильно ущемлялись интересы неработающих женщин, так как они, не имен собственных дохода и имущества, не получали права даже на часть семейного имущества, заработанного мужем в браке, ибо согласно кодексу 1918 г, брак не создавал общности имущества супругов. Эта норма ставила женщину (особенно женщину с детьми) в экономически зависимое положение от мужа. Ведь подавляющее большинство женщин в России 1920-х гг, не работали и не имели собственных доходов.

Ситуация изменилась только в 1926 г., когда был принят новый Кодекс о браке, семье и опеке (КЗоБСО), согласно которому супруги, не имевшие самостоятельного дохода, получали права на часть имущества семьи. Помимо этого, вводился единый брачный возраст для женщин и мужчин — 18 лет (Декрет о браке 1917 г. устанавливал возрастную норму для женщин в 16, а для мужчин — в 18 лет); придавалось правовое значение фактическим брачным отношениям (однако введение данной нормы привело к правовой неопределенности, так как допускало законность и зарегистрированного брака, и фактического сожительства, при этом вопросы параллельного существования нескольких фактических сожительств или параллельного существования зарегистрированного Ирака и фактического сожительства оставались неотрегулированными); упрощалась процедура развода: развод производился в ЗАГСе, а не в суде, и в заявительном одностороннем порядке (второму супругу лишь сообщалось о факте развода, его присутствие при разводе было необязательным); восстанавливался институт усыновления, отмененный Семейным кодексом 1918 г.

В целом, по мнению С. Чуйкиной, семейная идеология тех лет характеризовалась двумя важнейшими принципами: 1) декларированным стремлением к достижению равенства как возможностей и мужчин, и женщин в профессиональном плане, так и их ответственности в семейной жизни и в родительстве; 2) принципиальной открытостью публичных дискуссий о семье, любви, сексе [Чуйкина, 2002, с. 112]. Однако это было лишь декларированное равенство, ибо реалии семейных практик при облегчении процедуры развода вели к полному переносу ответственности за детей на женщин. Кроме того, стоит указать, что у строящегося Советского государства не было ресурсов дли осуществления объявленных эмансипационных программ по освобождению женщин от быта и от ответственности за воспитание детей.

Таким образом, этот период характеризуется разнообразием форм семейной жизни. Апробировались и легализовывались как самые разные формы семейных союзов (гражданский брак, гомосексуальные и тройственные союзы, семьи-коммуны, и т.д.), так и государственные практики социальной поддержки матерей и несовершеннолетних детей. Конец политики сексуальных свобод и социального экспериментаторства в сфере семьи, как указывает И. ‘ Гарта ко в екая, был ознаменован появлением статьи директора института Маркса-Энгельса Д. Рязанова «Маркс и Энгельс против «вульгарного коммунизма» и половой вседозволенности» (1927 г.) [Тартаковская, 1997]. В этой, как и в других официальных публицистических статьях, осуждались сексуальная свобода, разврат, невоздержанность; поднимались вопросы защиты прав матерей с несовершеннолетними детьми [Социальное. 1994, с. 214-216].

Однако стоит указать, что ситуация в области семейных и сексуальных отношений по «свертыванию» либеральных свобод стала меняться несколько рапсе, когда в обществе «поднялась волна» по так называемому Чубаровскому делу. Речь идет о групповом изнасиловании рабочими молодой крестьянки, приехавшей учиться в Ленинград. Этот случай, произошедший в Чубаровом переулке осенью 1926 г., имел широкий общественный резонанс. В прессе появились многочисленные статьи, обзоры, отклики читателей и даже стихи, осуждавшие случившееся и требовавшие сурового наказания для насильников [Найман, 2002]. Причина острой реакции общества была в том, что подобные преступления сводили на нет эмансипаторские усилия государства: для осуществления проекта эмансипации женщин, вовлечения их в стремительно индустриализировавшуюся экономику необходимо было обеспечить безопасность молодых женщин на производстве, в общественной сфере. Изнасилование, тем более групповое, в таких условиях становилось не только травмирующим женщину сексуальным опытом, но антисоциальным актом, подрывающим доверие к новому социальному порядку.

В сторону ужесточения моральных норм и ограничения сексуальных свобод эволюционировала и услуга бесплатного аборта. Лебина указывает, что уже в 1926 г. в Советской России были полностью запрещены аборты забеременевшим впервые, а также женщинам, перенесшим эту операцию менее полугода назад. Попутно с середины 1920-х гг. в печати началась кампания против абортов: осуждался эгоизм нерожающих женщин, говорилось о вреде операции для женского организма. Однако надо признать, что в печати тех лет прослеживались разные стратегии презентации аборта: от широкого эмансипационного дискуса, через медицинский и демографический до морального осуждения аборта как социальной практики репродуктивного поведения [Мерненко, 1999, с. 151-165].

Следующим шагом, ограничивающим доступность аборта, стало введение платы за эту операцию. Так, Лебина указывает, что «в Ленинграде в 1931 г. искусственное прерывание беременности в больничных условиях стоило 18-20 рублей при средней заработной плате 80-100 рублей. Эта мера обусловила резкий скачок числа криминальных абортов. Если в 1931 г, они составили 7,1% к числу всех операций, то в 1934г. уже превысили 15%. А в 1935 г. плата за аборт еще раз повысилась и а зависимости от доходов семьи колебалась от 25 до 300 рублей [Левина, 1994].

Масштаб востребован нести этой достаточно дорогостоящей социально-медицинской услуги был таков, что Советское государство стало постепенно отказываться от ранее декларированной и гарантированной им свободы контроля над фертильностью. С одной стороны, это было связано с отказом от не обеспеченной ресурсами и во многом потому утопичной социальной политики первых лет Советской власти. С другой стороны, можно предположить, что степень востребованное абортных операций оказалась неожиданной для настроенных вполне традиционно и патриархатно первых советских правителей и законодателей. Так, если в 1928 г. 41,3% зачатий заканчивались абортами, то в 1934 г. этот показатель возрос до 72,6% [Лебина, 1994]. Таким образом, ни ресурсов для поддержания индивидуальных свобод женщин, ни желания и политической воли для предоставления декларированных эмансипационных свобод у Советского государства не было.

В середине 1920-х — начале 1930-х гг. начался второй период в истории советской социальной политики, продолжившийся вплоть до середины 1950-х гг. Исследователи характеризуют его как период введения репрессивного законодательства в отношении семьи, сексуальности и ответственности женщин и мужчин за сексуальные отношения и родительство [Чуйкина, 2002, с. 113),

В 1936 г. выходит постановление «О запрете абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родильных домов, детских яслей и садов, усилении уголовного наказания на неуплату алиментов и некоторых изменениях в законодательстве о разводе». Постановление содержало треб ни апис, что все беременности должны заканчиваться родами; сам аборт объявлялся запрещенной медицинской услугой, за которую предусматривалась уголовная ответственность и для самой женщины, и для врача, и для лиц, выполнявших посреднические функции. По мнению ряда отечественных и зарубежных исследователей, введение репрессивных мер в семейную политику было связано с необходимостью увеличения рождаемости (ослабление семейных устоев, легализация разводов и абортов, неразвитость социальной инфраструктуры вместе с насаждавшимся принудительным трудовым укладом индустриально развивающейся страны, способствовали ее значительному снижению).

Представляется, однако, что ломимо этого собственно «демографического» объяснения подобной социальной политики существует и другое — «стратегическое». Перед Советским государством стояла сложная задача создания индустриальных рабочих из крестьян, ставших «новыми горожанами». Для этого было необходимо убедить их в приоритетности интересов государства перед интересами индивидов и их семей. Стратегическая задача изменения социальной политики связывалась не только с установлением нового, коммунистического социального порядка, но и с введением новой трудовой дисциплины в стремительно индустриализировавшемся обществе. Справедливость этого тезиса можно подтвердить высказыванием Г, Свердлова: «Советское государство оставляет за собой весьма значительную сферу прямого и активного вмешательства в семейные отношения. Оно отвергает взгляд на отношения между полами, как на отношения индивидуалистические, личные, нейтральные для общества и государства» [Свердлов, 1941, с. 58].

Необходимо сказать, что именно в 1930-е гг. получила широкое распространение малая (нуклеарная) семья. Ее появление — своего рода «побочный» продукт сталинской индустриализации, связанный с характерными для индустриальных обществ тенденциями к индивидуализации частной жизни и масштабными миграциями. Постепенно менялся не только тип семьи и характер внутрисемейных отношений: российская семья от авторитарно-патриархатной модели продвигалась к более демократичным и равноправным отношениям — как между супругами, так и между родителями и детьми. Изменение отношения к ребенку/детям выражалось и в изменениях в репродуктивном поведении супругов (репродуктивный период регулировался и сужался контрацептивными практиками, а количество детей снижалось до одного — двух), а главное — в становлении семьи детоцентристского типа [Голод, Клецин, 1994, с. 9].

Семейная политика Советского государства эволюционировала в сторону ужесточения законодательства по пути «принудительной стабилизации семьи». Так, июльский 1944 г. Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об увеличении государственной помощи беременным женщинам, многодетным и одиноким матерям, усилении охраны материнства и детства, об установлении почетного звания «Мать-героиня» и учреждении ордена «Материнская слава» и медали «Материнство»» вновь менял статус и конфигурацию как семьи, так и внутрисемейных отношений. Правовое значение придавалось только зарегистрированным бракам (при этом всем лицам, вступившим в фактические брачные отношения в период с 1926 по 1944 гг., предписывалось зарегистрировать брак, в противном случае он объявлялся недействительным). Ужесточалась процедура развода:

— было введено обязательное судебное разбирательство при разводе с процедурой примирения в народном суде и решением дела по существу только в вышестоящей

судебной инстанции;

— брак расторгался лишь в случае признания судом необходимости его прекращения;

— делам о разводе стала придаваться широкая огласка (публичное судопроизводство с привлечением свидетелей, обязательная публикация в местной прессе объявлений о слушании бракоразводных дел).

Кроме того, указ запрещал установление отцовства в отношении детей, рожденных вне брака. После отмены имперских законов в 1917 г. фактически вновь вводилось понятие «незаконнорожденный», ибо дети, рожденные вне брака, не могли получить фамилию отца, даже если последний давал на это согласие. Ребенку присваивалась фамилия матери, а в свидетельстве о рождении (метрике) в графе «отец» ставился прочерк. Как указывает исследователь семейного права М. Антокольская, «этот указ отбросил наше законодательство на столетие назад» [Антокольская, 1999, с. 77].

Это означало, что во время войны и связанных с ней массовых миграций вся ответственность за внебрачную близость ложилась на женщину и впоследствии па ее ребенка. Государство снимало ее с мужчин-отцов, перекладывая на женщин-матерей и частично на себя, обязавшись выплачивать ежемесячные пособия на каждого рожденного вне брака ребенка. Таким образом государство решало вопрос воспроизводства населения в военные и послевоенные годы.

Эти изменения в законодательстве о семье выполняли одновременно две чрезвычайно важные и амбивалентные задачи в области семейной политики (стоит отметить, что с управленческой точки зрения они решались оптимально, с минимальными для государства ресурсными затратами). Первая, практическая задача была связана со стимулированием рождаемости в условиях войны и ликвидацией демографического перекоса полов (нехватки мужчин); вторая, идеологическая, обусловливалась потребностью стабилизации общества и постулиропанием (введением! семейных норм жизни малой семьи.

Последняя задача была предельно важна. В условиях войны, массовых миграций, эвакуации, плена, оккупации, с одной стороны, происходил распад семей, и государство, ограничивая разводы, стремилось лимитировать индивидуальные свободы и индивидуальную мобильность своих граждан. С другой стороны, в военных и послевоенных условиях реально не хватало мужчин, и нормой жизни становилась материнская семья. Для того чтобы вернуть в повседневность понятие «нормы», го есть семьи, состоящей из отца, матери и ребенка/детей, в общественное сознание внедрялись понятия «неполная семья» и «незаконнорожденный», дискредитировались фактические браки и материнские семьи.

Третий период в истории советской социальной политики в отношении семьи начался после 1353 г. и продлился до распада СССР в 1991 г. Дли него характерно постепенное «смягчение» практик государстве иного нормирования семейных и внутри-семейных отношений. Так, Указами Президиума Верховного Совета СССР в 1954 г. сняли уголовную ответственность за подпольный аборт, а к 1955 г. Был разрешен аборт по медицинским и социальным показаниям. Тогда же увеличился отпуск но уходу из ребенком и составил 56 дней до и 56 дней после родов, введен оплачиваемый больничный лист по уходу за заболевшим ребенком и т.д.

В таком виде законодательство о семье просуществовало вплоть до 1968 г., когда были приняты Основы законодательства о браке и семье Союза ССР и республик. В 1969-1970-е гг. с опорой на них разработаны и приняты республиканские Кодексы о браке и семье. Новое законодательство значительно упростило процедуру развода (через ЗАГС, в спорных случаях — через суд), узаконило аборт но личному выбору женщины, признало право установления отцовства, как в добровольном, так и в судебном порядке, подтвердило режим общей собственности для супругов, регулировало алиментные отношения.

В 1980-е гг. были реализованы вполне «социал-демократические» меры в области социальной политики в отношении женщин-матерей: введены единовременные пособия на каждого ребенка, частично оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком до одного года, ряд производственных льгот работающим матерям. В 1980-х — начале 1990-х гг. увеличен до- и послеродовой отпуск до 70 дней; продлен до 1,5 лет частично оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком; введен отпуск по уходу за ребенком с 1,5 до 3 лет без сохранения содержания, но с засчитыванием рабочего стажа (дающего право на пенсию) и без утраты рабочего места, ряд других протекционистских мер по защите и стимулированию материнства. Эти действия государства можно определить как реализацию варианта социал-демократической модели социальной политики с высоким уровнем занятости и низким уровнем бедности, универсальным правом всех граждан на государственное социальное обеспечение и протекционистскими мерами по защите интересов выделенных социальных групп (в данном случае — работающих матерей и несовершеннолетних детей) [Григорьева, 1998, с. 35-37; Журженко, 2001, с. 86 — 87].

Подводя итоги, укажу, что начинай с середины 1930-х гг. в нашей стране сложился особый подход к семье, который просуществовал вплоть до начала 1990-х гг. Вот его характерные черты:

— семья понималась как важнейший институт советского общества, поэтому находилась под контролем государства и партии;

— материнство рассматривалось как важная социальная и государственная функция женщины, поэтому государство поддерживало его и морально, и материально;

— государство брало на себя существенную долю ответственности за воспитание, образование, охрану здоровья детей;

— женщины-матери несли ответственность за семью и семейный быт;

— женщины-матери несли ответственность за детей; за их здоровье, учебу, успешную социализацию.

Е. Здравомыслова и А. Темкина концептуализировали специфику описанных выше семейно-брачных отношений в рамках советской тендерной системы как базовый тендерный контракт «работающей матери» [Здравомыслова, Темкина, 1996]. В его рамках легализовалась «двойная» нагрузка на женщин-матерей, при этом государство предоставляло женщинам дополнительные «охранные» права, льготы и социальную инфраструктуру (оплаченные декретные отпуска, пособия на детей, разветвленная сеть доступных детских дошкольных и внешкольных учреждений и т.д.). Однако качество услуг в предлагаемы* государством социальных службах и уровень развития производства товаров повседневного спроса к 1970-м гг. не соответствовали требованиям складывавшегося «общества массового потребления». Матери вынужденно прибегали к помощи бабушек, соседок и т.п. Как указывает Тартаковская, «легитимный тендерный контракт подразумевал и других участников, помимо женщины и государства» [Тартаковская, 1997, с. 54]. Из-за того, что учреждений по дошкольному и внешкольному воспитанию недоставало, а уровень их комфортности оставлял желать лучшего, в советской семье сложился значимый элемент легитимного тендерного контракта — «институт бабушек». Как показывает исследование В. Семеновой, бабушки в советской семье выступали в роли не только воспитателей внуков, но и ретрансляторов семейной культуры и собственного культурного статуса [Семенова, 1996].

Легитимный тендерный контракт, несмотря на официальную политику тендерного равенства, порождал и воспроизводил «биологизаторский» подход к женской тендерной роли, никак не способствуя перераспределению тендерных ролей между супругами [Журженко, 2001, с. 92, 93; Римашевская. 1999]. В советской семье, как и в доиндустриальной семье имперского периода, сохранялась тендерная асимметрия, но асимметрия не вполне традиционная, ибо главной и основной фигурой в советской семье стала мать. Женщина-мать отвечала не только за рождение, воспитание, образование и здоровье детей, но и за быт и психологический климат семьи. Одновременно она поддерживала семейное благополучие своей зарплатой, ибо в подавляющем большинстве случаев зарплаты мужа не хватало для обеспечения всех семейных нужд [Айвазова, 2001, с. 49]. Сложился своеобразный треугольник, в центре которого были дети/ребенок (см. рис.).

Основным и в большинстве случаев более надежным партнером женщины-матери становилось государство, а не муж и отец ребенка. Дело в том, что семья в России на протяжении всего XX в., как и во всех модернизированных обществах, становилась дето центристской и малодетной (Семья. 1996|.

Модернизационные изменения в брачности и рождаемости происходили и происходят под влиянием становления общества массового потребления, под влиянием развития контрацептивной промышленности, а главное — процессов женской эмансипации и изменения представлений о тендерных ролях в семье и обществе, стремлении к эмоционально-интимной общности супругов. Эти модернизационные влияния на семью и внутрисемейные отношения «сдут, с одной стороны, к неустойчивости браков, к снижению уровней брачности и рождаемости. Как указывает Т. Журженко, «современная семья постиндустриальною общества — это предприятие с неопределенным исходом, предполагающее имманентный конфликт интересов и гибкое перераспределение тендерных ролей; институт, все еще обеспечивающий функцию биологического воспроизводства и социализации детей, и в то же время все более зависимый от степени удовлетворения эмоциональных и психологических потребностей ее членов» [Журженко, 2001, с. 145].

С другой стороны, существует и обратная тенденция, которую У. Бек назвал «ростом привлекательности супружеской общности» [Бек, 2000, с. 171], когда в условиях глобальной и локальной социальной нестабильности семья

Литература

1. Рабжаева М. В. Семейная политика в России XX в.: историко — социальный аспект// Общественные науки и современность. -2004. -№2.

История социальной политики государства в советский период

Исследования по истории отечественной политики в отношении семьи показывают, что советская семейная политика «была сосредоточена на вопросах регуляции брачно-семейных отношений работающих женщин и на вопросах охраны и материальной поддержки материнства и детства», иначе говоря, советская семейная политика по существу, поддерживала не семью, а только работающих женщин-матерей. С.В. Дармодехин, говоря о советской социальной политике в отношении института семьи отмечает, что эта политика «всегда была ограниченной, не носила системного характера, не отождествлялась с социальной политикой. Институциональные интересы семьи в государственной деятельности специально не выделялись и не учитывались». В пользу вышеприведенного тезиса о том, что семья как самостоятельная ценность никогда не была приоритетом советской политики, свидетельствует целый ряд исследований.

Очевидно, что в советское время существовал ряд государственных мер поддержки семьи, детства и материнства, иной вопрос, на чем они фокусировались.

Именно в советский период сформировалась та модель семьи, которая существует и сейчас: модель семьи с двумя работающими на формальном рынке труда родителями. Кроме того, именно в советский период был принят ряд законодательных мер в поддержку материнства: отпуск по беременности и родам, с сохранением рабочего места, ежегодный отпуск летом работающим матерям, пособия по беременности и родам, пособия по уходу за ребенком, оплачиваемые больничные листы при болезни ребенка, и т.д. Так же следует учесть, что именно в советский период, сложилась существующая и поныне система сервисной поддержки материнства и детства: женские консультации, роддома, детские поликлиники, молочные кухни, детские ясли и детсады.

Речь идет о последовательной поддержке работающих женщин с детьми, поддержке и институциональной и идеологической. Поддержка государства выражалась в предоставлении женщинам с детьми ряда социальных гарантий и льгот. И основной особенностью этой институциональной поддержки являлось то, что государством поддерживалась не семья, а именно женщина с ребенком/детьми.

При разговоре о советском периоде семейной политике не стоит фиксировать внимание только на достижениях организованной государством институциональной поддержке материнства. Необходимо напомнить, что наряду с указанными мерами поддержки материнства и детства, семейная политика советского государства включала в себя, на протяжении десятилетий, ряд мер, разрушавших семью как социальный институт: легализация аборта, облегчение процедуры развода, существование, вплоть до середины 30-х гг., легализованных нетрадиционных форм семейных союзов (гражданский брак, гомосексуальные союзы, тройственные союзы, семьи-коммуны, и т.д.),а так же существовавшая в советское время практика вмешательства в дела семьи общественности и государства, связанная с отсутствием идеи семьи как сугубо частного, интимного пространства. В виду этого двойственность советской семейной политики состояла в сосуществовании в системе социального обеспечения принципов патернализма и дефамилизации. Оба принципа не были явными в дискурсе о мерах поддержки семьи и детей, в виду того, что сама социальная политика не имела дискурса (оформленного публичного объяснения). Напомним, что само понятие социальной политики в СССР отсутствовало, хотя система социального обеспечения была весьма разработанной.

Вплоть до 90-х гг. ХХ века можно выделить следующие аспекты политики в отношении семьи:

• — государственная политика в отношении семьи была крайне политизирована и противоречива;
• — материнство понималось как важная социальная и государственная функция женщин, поэтому государство поддерживало материнство и морально, и материально;
• — государство брало на себя львиную долю ответственности за воспитание, образование, охрану здоровья детей;
• — меры государственной поддержки были адресованы не семье, а работающей матери.

Отметим, что, существовавшая в советский период система мер защиты и поддержки работающих матерей, не случайно называлась системой поддержки и защиты материнства и детства, ибо она защищала интересы работающей матери и ее ребенка, а не семьи в целом.

Сформированная в советский период система поддержки работающих матерей сформировалась в эпоху ускоренной модернизации, и была призвана решать отнюдь не проблемы семьи в модернизируемом обществе, а проблемы государства, которое стремилось максимально использовать все возможные трудовые ресурсы, прежде всего через всеобщую занятость.

Государству была необходима дополнительная рабочая сила и женщины как дополнительный трудовой ресурс. Исследователь Т.Журженко называет существовавшую в советский период систему социального воспроизводства мобилизационной системой, суть которой состояла «с одной стороны, в максимальном задействовании женщин в качестве трудового ресурса, необходимого для развития промышленности, а с другой — в использовании государством женской функции биологического воспроизводства для возобновления трудовых ресурсов». Указанная модель сохранялась до конца существования советского государства.

Ситуация значительным образом изменилась начиная с 90-х годов ХХ века, когда в результате ряда структурных изменений, существовавшие в советский период меры социальной поддержки семей с детьми были или отменены, или трансформированы по мере формирования той социальной политики, которая получила название либеральной. Ключевым понятием либеральной социальной политики становится отказ от насильственных мер, предоставление самостоятельного выбора, свободы и независимости. Действительно, осуществлявшаяся в нашей стране с начала 90-х годов политика в отношении семьи отличается отказом от тех насильственных мер, которые осуществлялись в советский период. Речь идет об отказе от обязательной трудовой повинности, об отказе от идеологии эмансипации, об отказе от вмешательство в семью и семейные отношения. Можно сказать, что с начала 90-х годов государство в нашей стране отказалось от патерналистских импульсов в отношении семьи. Семья в нашей стране стала пониматься как территория индивидуального, частного пространства, что вполне соответствует либералистскому дискурсу.

Таким образом, осуществлявшаяся в отношении семьи политика советского государства была сосредоточена:

Источник https://cyberleninka.ru/article/n/politika-v-otnoshenii-semi-v-pervye-gody-sovetskoy-vlasti

Источник https://otherreferats.allbest.ru/sociology/00003991_0.html

Источник https://studwood.net/775555/sotsiologiya/istoriya_sotsialnoy_politiki_gosudarstva_sovetskiy_period

Похожие записи:

1. Особенности пожилой семьи: специфика и проблематика в контексте социальной работы Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»
2. Был ли счастлив Лев Толстой в супружеской жизни?
3. Счастливая женщина – счастливая семья
4. Счастливая семья: основные правила счастливой семьи