Кто изучал межличностные отношения в семье

Кто изучал межличностные отношения в семье

Кризис современной семьи

Даже самое беглое ознакомление с проблематикой психологии семьи (см., например, [188, 253]) позволяет увидеть два эпицентра, на которых сосредоточено внимание и психологов-исследователей, и психологов-практиков: семья как социальная система и семья как образовательная институция. Иначе говоря, по крайней мере, в настоящее время психологи, занимающиеся проблемами семьи, обслуживают главным образом следующие два запроса: обеспечение сохранности семьи как важнейшего базового элемента социума и обеспечение трансляции семьей культуры социума от одного поколения людей к другому. Вместе с тем акцентирование именно этих двух социальных запросов в исследованиях и практике свидетельствует о том, что современная семья, испытывающая нарастающий стресс, перестает справляться с выполнением этих двух важнейших своих функций. В России, в частности, прямыми и косвенными показателями неблагополучия семей являются: катастрофическое снижение рождаемости, самый высокий в мире показатель числа абортов, рост внебрачной рождаемости, очень высокая младенческая и материнская смертность, низкая продолжительность жизни, высокий уровень числа разводов, распространение альтернативных типов брака и семьи (материнских семей, сожительства, семей с раздельным проживанием партнеров, гомосексуальных семей, семей с приемными детьми и т.д.), увеличение числа случаев жестокого обращения с детьми в семьях [128, с. 13 — 25, 31, 36, 114].

Подавляющее большинство специалистов (философов, социологов, психологов, экономистов и т.д.), изучающих современную семью, приходят к выводу, что сейчас семья переживает подлинный кризис. Причем проявления этого кризиса тем ярче, чем выше (в среднем) общий уровень социально-экономического развития общества, чем выше (в среднем) уровень жизни и материального благополучия людей.

Однако здесь необходимо сделать важную оговорку: интенсивность процессов социально-экономического развития (особенно высокая в так называемых переходных обществах, к которым относится, в частности, современная Россия) оказывает на все общество и, следовательно, на семью как его важнейшую подструктуру чрезвычайно дестабилизирующее влияние, которое во многом маскирует более общую зависимость роста числа семейных проблем от общего уровня социально-экономического развития.

Кризис современной семьи во многом обусловлен значительными изменениями социальной жизни в целом. Исследования, ведущиеся на стыке социологии и психологии, со всей убедительностью показывают, что радикальные изменения взаимоотношений в системе социальных связей человека с семьей и социумом в целом во многом обусловлены усложнением социально-групповой структуры общества. Как отмечает Г. Г.Дилигентский, «большие и малые группы, основанные на социально-экономической дифференциации общества, все более теряют свою роль пространства, в котором замыкаются непосредственные отношения между людьми, формируются их мотивы, представления, ценности. . Значительно ослабевают связи между каждой из такого рода групп, ее «низовыми», первичными ячейками и личностью. Во-первых, в силу резко возросших темпов социальных изменений эти связи теряют устойчивость, определенность, однозначность: для современного человека все более типичным становится такой жизненный путь, в ходе которого он, переходя из родительской семьи (все чаще — семей. — А. О.) в школу (все чаще — школы. — А. О.), а затем несколько раз меняя свое профессиональное положение и место в жизни, уже не в состоянии Целиком идентифицировать себя с какой-либо определенной ячейкой общества. Во-вторых, выйдя из своей былой культурной изоляции, большие социальные группы и их первичные ячейки все меньше способны передавать личности свою специфическую групповую культуру. Эту культуру размывают хорошо известные процессы «омассовления», «усреднения», стандартизации и интернационализации типов материального и культурного потребления, источников и содержания социальной информации, образов жизни и способов проведения досуга. Современные сдвиги в отношениях между индивидом и социумом идут в направлении большей эластичности, многосторонности, меньшей жесткости социальных связей человека и создают, следовательно, больший простор проявлению его индивидуальности» [85, с. 119— 120].

В отличие от ситуаций, складывающихся в традиционных обществах и традиционных семьях, в современном мире человек не получает, как правило, готовых ответов на вопросы: «Кто я и с кем?», «Что для меня более и что менее важно, к чему я должен стремиться и чем могу пренебречь?» Ответы на эти вопросы он должен находить сам. Поскольку социальный опыт современного человека, его знания о мире становятся все более многообразными, противоречивыми, «разорванными», поле свободного самоопределения и, следовательно, поле жизненных проблем личности расширяется [85, с. 121 — 122].

Таким образом, развитие общества и развитие семьи как одной из его «низовых ячеек» приводят к увеличению числа разного рода семейных проблем и в конечном счете — к общему кризису современной семьи.

Как правило, причины кризиса семьи большинство специалистов (особенно непсихологов) видят во внешних (социальных, экономических, политических, идеологических, экологических и даже биолого-генетических) факторах. Данный подход к определению причин кризиса семьи можно назвать социологическим (в широком смысле) и адаптивным: здесь семья рассматривается как неизменная данность, существующая в изменяющихся внешних условиях; кризис семьи — результат действия неблагоприятных внешних влияний; преодоление этого кризиса видится в создании оптимальных (наиболее благоприятных) условий для функционирования семьи.

Подобный подход к пониманию природы, функций и назначения семьи долгое время был доминирующим, и лишь в самые последние годы он начинает критически переосмысляться. Наиболее четко этот подход был представлен в так называемой структурно-функциональной модели семьи, разработанной Т. Парсон-сом и его коллегами [227, 228]. Согласно данной модели, семья — это социальный институт, гармонично включенный в социум; решающий в качестве основной задачу обслуживания социума; представляющий собой статичное образование, а не конгломерат взаимодействующих личностей (см. также [199, р. 39]). Для социологического подхода характерно негативное определение самого кризиса семьи. Кризис рассматривается как результат негативных внешних влияний и характеризуется как следствие некой дефи-цитарной ситуации. Предполагается, что достаточно лишь устранить некие дефициты, нормализовать ситуацию и кризисные явления исчезнут сами по себе.

Надо признать, что исследования, которые проводятся в рамках социологического подхода, фиксируют реально существующие зависимости, но их можно отнести лишь к наиболее внешнему плану социально-психологических детерминаций, фиксируемому даже на уровне здравого смысла. Вместе с тем совершенно очевидно, что никакими внешними влияниями нельзя объяснить кризис семьи как таковой: на уровне частных зависимостей семейное неблагополучие можно обнаружить в самых разных социальных условиях, на самых разных ступенях социальной лестницы; на уровне общей зависимости картина еще более поразительная: чем выше уровень жизни в социуме, тем больше в нем фиксируется (обнаруживается? осознается?) семейных проблем.

На первый взгляд подобный ракурс рассмотрения кризиса семьи может показаться парадоксальным, поскольку выясняется, что оптимизация (улучшение) социальных условий ведет не к уменьшению числа семейных проблем, а к их увеличению, не к ослаблению кризиса современной семьи, а к его обострению.

Констатация данного парадокса является одновременно непрепрнодолимым тупиком для исследований, реализуемых в логике социологического подхода. Наряду с традиционным социологическим подходом к кризису семьи развивается иное, прямо противоположное видение данной проблематики. Это видение можно назвать экологическим: здесь семья рассматривается как достаточно автономная подсистема в системе взаимоотношений социум — семья — индивид, причем сама семья также является сложной системой интери трансперсональных взаимоотношений, существующих между ее членами.

Это видение можно назвать также психологическим: семья как определенная система внутренних, психологических, интери трансперсональных отношений функционирует, конечно же, в изменяющемся мире, в изменяющихся социальных (в самом широком смысле этого слова) условиях, однако сама семья тоже развивается (причем ее развитие нельзя определять лишь негативно, редуцировать до отклонений от некоего стандарта, образца или понимать как производное, вторичное).

В контексте данного (альтернативного социологическому) экологического, или психологического, подхода к кризису семьи ее развитие видится отнюдь не как лишь обслуживающее социум; развитие семьи не является социально адаптивным a priori; ее развитие предполагает, напротив, самодетерминацию, свою собственную логику и свои собственные цели. Логика развития семьи не совпадает с логикой развития общества, и, следовательно, развитие семьи, понимаемое таким образом, оказывается в определенном смысле социально дезадаптивным. Социум и семья лишь в чем-то симбиотичны и синэргичны, однако наличие собственных целей и логики развития вполне позволяет рассматривать их и в качестве антагонистов.

Если согласиться с суждением, что семья представляет собой систему интери трансперсональных отношений, имеющую собственную цель и логику развития, отличающуюся от логики развития общества, то уместно спросить: в чем же состоит развитие семьи? Каковы ее специфические (не только социальные!) предназначение и миссия?

Семья как посредник между социумом и индивидом

Общепризнано, что семья — это своеобразный посредник, медиатор между индивидом и обществом. В точном соответствии с идеологиями традиционных обществ наука (в том числе психологическая) акцентировала лишь один аспект посреднической функции семьи — ее посредничество при воздействии социума на индивида, обеспечение развития социума посредством адаптации (ролевой и культурной) индивида к социуму. Однако семья как такой посредник может также решать (и всегда решала!) другой класс задач: семья является посредником между индивидом и социумом в процессе развития, самоактуализации индивида как такового. У. Бронфенбреннер, обобщая результаты многочисленных исследований в области возрастной и педагогической психологии, резюмировал решающее значение семьи в развитии человека следующим образом: «Для того чтобы развиться — интеллектуально, эмоционально, социально и нравственно, — ребенку необходимо участвовать в прогрессивно усложняющемся взаимодействии, осуществляющемся на регулярной основе и на протяжении значительного периода жизни ребенка, с одним или несколькими людьми, с которыми у ребенка устанавливается сильная взаимная иррациональная эмоциональная связь и которые озабочены благополучием и развитием ребенка желательно на протяжении всей своей жизни» [186, р. 29].

Подобные базовые условия для полноценного развития человека может создать только семья. Таким образом, в своем посредническом качестве семья изначально имеет двойную ориентацию, она одновременно социо- и человекоцентрична. В чем состоит различие этих двух ориентации семьи с психологической точки зрения?

Социоцентрированная семья

Специфика социоцентрированной семьи состоит прежде всего в очень четкой избирательности при осуществлении всех своих функций: семья транслирует и формирует лишь ценности, социально приемлемые и социально одобряемые в данном конкретном социуме, в данной конкретной социальной группе. Эта избирательность, селективность означает также, что сам способ функционирования семьи обеспечивает принятие в ее членах только таких качеств и проявлений, которые отвечают стандарту социально приемлемого и одобряемого. Сформулируем это положение, используя психологические термины: социальная ориентированность семьи предполагает, что она изначально принимает только персоны (К. Юнг) своих членов, т. е. только социально приемлемые фрагменты человеческого опыта, являющегося в действительности гораздо более содержательной и многоаспектной психической тотальностью. Иначе говоря, социальная ориентация семьи предполагает не только селективность, но и частичность, фрагментарность в осуществлении ее посреднических функций в триаде социум — семья — индивид.

Следует отметить, что данная ориентация семьи предполагает также существование особой «латентной концепции» психического развития, которое понимается исключительно как социализация, обеспечиваемая механизмом усвоения (интериоризации) социальности, т.е. процессом своеобразной актуализации, воспроизводства социальности во внутреннем мире индивида. Основным регулятивом в этом процессе выступают, по словам К. Роджерса, системы ценностей социума.

Так можно охарактеризовать социальную ориентацию семьи в ее посреднических функциях, в ее роли посредника между социумом и индивидом.

Рассматривая семью как систему конкретных межличностных отношений и общений, можно обнаружить ее социальную ориентацию в нескольких основных коммуникативных установках.

Первую установку можно назвать условным принятием: принятие любого проявления индивида в такой семье возможно лишь на вполне определенных условиях. Коммуникации в социо-центрированных семьях всегда имеют следующий подтекст: «Если ты. то я. ».

Вторая установка характеризует систему эмоциональных связей между членами семьи. В социоцентрированных семьях эмоциональные отношения и состояния постоянно варьируют в следующем континууме: идентификация — симпатия — антипатия — ненависть. Динамика эмоциональных состояний в рамках данного континуума отражает динамику условного принятия членами семьи друг друга. Здесь полное принятие означает отождествление с другим человеком, утрату себя, а полное непринятие проявляется как утрата партнера по общению, как превращение этого партнера во врага. В тех случаях, когда партнер лишь частично соответствует выставляемым условиям общения, он может быть либо симпатичен (как соблюдающий большинство условий), либо антипатичен (как игнорирующий большинство этих условий).

Третья коммуникативная установка характеризует отношение члена семьи к самому себе, его аутокоммуникацию. Доминирование социальной ориентации в семье неизбежно связано с вытеснением индивидом из своего самосознания (^-концепции) всего, что как-то расходится с содержанием его персоны. Иначе говоря, самопринятие человека также оказывается условным: чем более частично заданной оказывается персона человека, тем больше своих качеств ему приходится вытеснять из сознания и тем больше становится его тень [46, 260].

В рамках социоцентрированной семьи эти три коммуникативные установки можно суммировать в одной характеристике общения — интерперсональное общение, т.е. общение, осуществляющееся между персонами, принадлежащими разным членам социоцентрированной семьи.

Доминирование социальной ориентации характерно для так называемой традиционной семьи, или для семьи, по преимуществу являющейся структурным элементом традиционного общества. Такая семья представляет собой закрытую и статичную систему фиксированных и взаимодействующих по особым правилам персон (масок и ролей). Развитие традиционной семьи выступает как усложнение комплекса взаимодействующих персон, как персона-лизация ее членов и как комплексирование разыгрываемых ими ролей. Иерархия в этой семье определяется и задается ролями, а границы семьи определяются как внепсихологические (правовые).

Таким образом, социоцентрированную семью можно определить как семью личностно-центрированную. Она является эффективным посредником в процессах формирования социумом личности человека, складывающейся из его персоны и тени (или, точнее, из мозаики его субперсон и субтеней).

Итак, основная функция социоцентрированной, или традиционной, семьи состоит в формировании личности (внешнего Я) человека.

Рассмотрим альтернативную социальной посредническую ориентацию семьи в триаде социум — семья — индивид.

Человекоцентрированная семья

Человекоцентрированная семья также характеризуется избирательностью при осуществлении ею своих функций. Однако здесь избирательность предполагает повышенную чувствительность, сензитивность семьи не к запросам общества, но к интересам и запросам своих членов (прежде всего детей), к их внутреннему миру. Латентная концепция психического развития в данном случае также иная: взросление понимается не как социализация, но как индивидуация человека [46], основным, ведущим механизмом которой является экстериоризация индивида, актуализация, воспроизведение индивидуальности во внешнем социальном мире. В качестве основного регулятива здесь выступает ценностный процесс человека [236].

Какие психологические коммуникативные установки характерны для человекоцентрированной семьи? Прежде всего следует отметить их альтернативность.

Первую установку в отличие от условного принятия в социоцентрированной семье можно назвать безусловным принятием: любому акту общения не предшествует какая-либо заранее заданная система четких установок, ожиданий, императивов, оценок и условий, так или иначе ограничивающих, контролирующих и направляющих жизнь другого человека.

Если в социоцентрированных семьях общение предполагает следующий подтекст: «Если ты. то я. », или «Ты должен. », или «Я знаю, как надо. », то общение в человекоцентрированной семье предполагает совершенно иную, альтернативную коммуникативную семантику: «Ты свободен. », «Ты мне интересен. », «Я тебя люблю. ». Подобное общение утверждает личную свободу и личную ответственность человека (т. е. его свободу и ответственность не по отношению к другим, обществу, классу, семье, но по отношению к самому себе). Подобное общение не исходит изначально из некой предзаданной оценочной схемы: это хорошо, а это плохо. Напротив, здесь каждый раз предполагается, что «Я не знаю, как надо, ты, возможно, это лучше знаешь», «Я не знаю, что для тебя хорошо, а что плохо, ты это знаешь лучше меня».

Вторая установка, характеризующая уже систему не столько поведенческих, сколько эмоциональных связей между членами человекоцентрированной семьи, представляет собой эмоциональные состояния в континууме «эмпатия». Эти состояния отражают динамику безусловного принятия членами семьи друг друга, они связаны с безоценочной заинтересованностью в другом, с центрацией на его внутреннем мире, с активным слушанием другого, с «доминантой на другом» (А. Ухтомский). Однако важно подчеркнуть, что эмпатические состояния не являются исключительно экстравертированными. Подлинная, гармоничная эмпатия всегда предполагает не только сочувствие и сопереживание другому человеку, но и признание, безусловное принятие и сочувствие своему собственному миру переживаний. Именно поэтому в человекоцентрированной семье принятие другого человека не оказывается идентификацией с этим человеком и, следовательно, самоутратой. В то же время непринятие другого здесь также не становится полным, не проявляется как ненависть, не прерывает общения, лишь делает его субъективно трудным, поскольку в общении возникает новая непростая задача: каким образом я могу безоценочно выразить свои негативные переживания в связи с другим человеком, чтобы не травмировать его своей оценкой, не нарушить общение с ним, дать ему возможность услышать и понять меня?

Третья коммуникативная установка — самопринятие. В условиях безоценочного и эмпатического общения, безусловного принятия у человека не формируются системы эффективных психологических защит, предохраняющих его в том числе и от своего собственного значимого содержания. Иначе говоря, в условиях общения, складывающегося в человекоцентрированной семье, человек не склонен вытеснять из своего сознания все то, что так или иначе не совпадает с содержанием его персоны. При этом сама персона (т.е. проявления индивида, которые принимаются значимыми другими) утрачивает четкость и определенность своих границ. Подобное размывание границ персоны происходит прежде всего за счет того, что теневые (непринимаемые) проявления человека фактически исчезают.

Но следует сказать, что принятие негативных качеств другого человека отнюдь не означает ни полного и безоговорочного согласия с ними, ни тем более их одобрения. Отнюдь нет. Однако здесь это несогласие выражается не на языке непринятия [51], не в виде советов, отрицательных оценок, угроз или агрессивного поведения, но в форме безоценочно выраженных аутентичных переживаний (депрессии, тоски, горя, утраты, безысходности, отчаяния и т.п.). Тем самым безусловному принятию другого в плане интерперсонального общения соответствует безусловное принятие себя в плане аутокоммуникации. Другими словами, эмпати-ческие состояния органично сочетаются в таком общении с состояниями аутентичности или конгруэнтности [27].

Все рассмотренные нами коммуникативные установки, характерные для человекоцентрированной семьи, также можно обобщить в одной характеристике такого общения — экстра и трансперсональное общение, поскольку оно осуществляется не между отдельными персонами отца, матери, сына, дочери, дедушки, бабушки и т.д., но минуя или проникая сквозь эти персоны [137].

Итак, доминирование психологической ориентации характерно для альтернативных семей, в которых опробуются различные типы и формы отношений между людьми, выходящие за традиционные рамки. Такие семьи в отличие от традиционной семьи стремятся преодолеть стереотипы семейной жизни, вывести ее из-под контроля правил, задаваемых ролевыми предписаниями, нормами морали и права.

Таким образом, человекоцентрированную семью можно определить как сущностно-центрированную. Эта семья является эффективным посредником в процессах развития в социуме сущности человека, его аутентичного творческого и жизненного начала, проявляющегося в мире уже не в качестве персоны-тени или личности-личины, но в качестве аутентичной личности или личности-лика [138]. Следовательно, основная функция человекоцентрированной альтернативной семьи состоит в развитии сущности (внутреннего Я) человека. В этом состоит ее посредническая функция в триаде социум — семья — индивид.

Кто изучал межличностные отношения в семье

Существенный вклад в развитие проблемы влияния поведения и отношений родителей на поведение ребенка внесла Л. Беньямин. Разработанная ею, и хорошо экспериментально обоснованная модель взаимоотношений в диаде «родитель — ребенок» позволяет не только характеризовать поведение каждого из них, но и учитывать наличествующий тип взаимоотношений. Согласно этой модели, связь между поведением родителей и поведением ребенка не однозначна: ребенок может реагировать на одно и то же поведение родителей, по крайней мере, двумя способами. Так, он может отвечать на родительское поведение «дополнительно», т. е. инициативой на предоставление самостоятельности, бегством на преследование, но он может отвечать на родительское поведение и «защитно», — например, в ответ на отвержение ребенок может пытаться вести себя с родителями так, как будто те любят его и внимательны к нему, и тем самым как бы приглашать родителей изменить их поведение по отношению к нему.

Следуя логике этой модели, можно предполагать, что ребенок, вырастая, начинает вести себя по отношению к другим людям так же, как родители вели себя по отношению к нему. В исследовании Л. Беньямин специально рассматривает также вопрос о соотношении самосознания ребенка (как формы саморегуляции) и отношения родителей к ребенку: эта связь раскрывается как интроекция (перенесение внутрь) родительского отношения и способов управления поведением ребенка. Так, например, пристыживание ребенка может трансформироваться в его самосознании в тенденцию к самообвинению, доминирование родителей в отношениях с ним преобразуется в направленность быть хозяином самого себя, жестокое саморуководство.

По способу, т. е. по тому, как происходит «интериоризация» самосознания ребенка, можно выделить несколько типов общения: 1) прямое или косвенное (через поведение) внушение родителями образа или самоотношения; 2) опосредованную детерминацию самоотношения ребенка путем формирования у него стандартов выполнения тех или иных действий, формирования уровня притязаний; 3) контроль за поведением ребенка, в котором ребенок усваивает параметры и способы самоконтроля; 4) косвенное управление формированием самосознания путем вовлечения ребенка в такое поведение, которое может повысить или понизить его самооценку, изменить его образ самого себя.

Анализ жалоб и проблем, с которыми родители обращаются показывает, что важнейшими чертами, выделяемыми родителями в ребенке и одновременно выступающими объектом их внушающего воздействия, являются: 1) волевые качества ребенка, его способность к самоорганизации и целеустремленность; 2) дисциплинированность, которая в родительской интерпретации часто превращается в послушание, 3) подчинение ребенка родительскому авторитету; 4) интересы, прежде всего к учебе; 5) способности — ум, память.

Образ и самооценка, внушаемые ребенку, могут быть как положительными (ребенку внушается, что он ответствен, добр, умен, способен), так и отрицательными (груб, неумен, неспособен). Р. Лэнгс, анализируя отношение родителей и детей в таких семьях, ввел понятие «мистификация» — внушение детям того, в чем они нуждаются, кем являются, во что верят. Одна из форм мистификации — приписывание, которое, в свою очередь, подразделяется на приписывание ребенку «слабости» (например, болезненности, неспособности самому искать выход в трудных ситуациях) и «плохости» (низости, аморальности). Другая форма мистификации — инвалидация — принудительное обесценивание точек зрения ребенка, его планов, намерений, интересов.

Анализ сочинений «Мой ребенок», написанных родителями, испытывающими трудности в воспитании детей, дает множество примеров разнообразных приписываний и инвалидаций (В.В. Столин, 1983).

Конечно, негативные высказывания родителей о своих детях, по крайней мере частично, могут иметь под собой реальную «почву» в поведении или чертах характера ребенка, однако, транслированные в его самосознание в виде «называния вещей своими именами» родительских «приговоров», эти родительские мнения и оценки начинают определять самосознание ребенка изнутри. Ребенок либо соглашается с этим мнением (сознательно или неосознанно), либо начинает против него борьбу. Явные, вербальные, внушающие воздействия иногда противоречат косвенным воздействиям. Например, родитель может утверждать, что ребенок ему дорог и он его ценит, но своим поведением демонстрировать обратное. В таком случае возникает ситуация, названная «двойной связью», имеющая отрицательные следствия для формирования самосознания ребенка.

Родители и другие взрослые могут воздействовать на формирование «Я-образа» и самоуважение ребенка, не только внушая ему свой собственный образ ребенка и свое отношение к нему, но и «вооружая» ребенка конкретными оценками и стандартами выполнения тех или иных действий, частными и более общими целями, к которым стоит стремиться, идеалами и эталонами, на которые стоит равняться, планами, которые необходимо реализовывать. Если эти цели, планы, стандарты и оценки реалистичны, то, достигая цели, реализуя планы, удовлетворяя стандартам, ребенок или подросток, так же как впоследствии и взрослый, повышает самоуважение и формирует позитивный «Я-образ», если же планы и цели нереалистичны, стандарты и требования завышены, т. е. то и другое превышает возможности и силы субъекта, то неуспех приводит к потере веры в себя, потере самоуважения.

Формирование личности ребенка в семье — обоюдный процесс, в котором родители, воспитывая своих детей, и сами воспитываются, а дети скромней — не воспитывают родителей (по крайней мере, не делают этого сознательно вплоть до подросткового возраста). Дети выбирают свой путь в потоке воспитательных воздействий. Семейная ситуация, которую родители оценивают как положительную или отрицательною, может совершенно противоположно восприниматься детьми.

По мнению Хоментаускас Г.Т, посмотреть на семью глазами ребенка — это значит реконструировать, воссоздать субъективное видение и чувствование ребенка. Способность понять другого человека (а не себя на его месте) у разных людей выражена неодинаково, как в количественном, так и в качественном отношении. Одни родители просто чувствуют своего ребенка и интуитивно принимают правильное решение, как им вести себя по отношению к дочери или сыну. Другие пытаются рационально разобраться в том, что происходит.

Хоментаускас Г.Т считает, что ребенок — не просто объект воспитания, но и человек — мыслящий, чувствующий, своеобразно обобщающий свой жизненный опыт, выбирающий как вести себя, каким быть. Поэтому, для того чтобы понять, почему ребенок именно такой, какой он есть, поступает так, а не иначе, родителям просто необходимо знать, как он видит семью и родителей, как интерпретирует происходящее.

Его хорошее или плохое поведение не навык, который надо поощрять или пресечь, а личностное отношение. Оно является результатом внутренней активности ребенка и имеет для него определенный смысл, который не всегда может быть очевиден со стороны, но именно отношения, а не внешние обстоятельства определяют его поведение, формируют его личность.

Дети наблюдательны, любознательны, им до всего есть дело — будь то конструкция швейной машины (в интересах матери ограничить такой интерес малыша, иначе она рискует в один день найти вместо машины кучку разобранных деталей), вопросы крепления луны к небу, процесс деторождения. Но далеко не всегда дети, воспринимая окружающий мир, приходят к тем выводам, которых мы ожидаем. Причиной этого является не только ограниченный жизненный опыт детей, но и своеобразная структура их мышления.

Большая часть дошкольного возраста (от 2 до 7 лет) — период интенсивного становления личности — происходит под знаком дооперационной стадии, если пользоваться терминологией известного швейцарского психолога Жана Пиаже. В первой ее половине (с 2 до 4 лет) ребенок начинает употреблять и совершенствовать речь, мыслит образами и обобщает нелогично. Проблемы чаще решаются не в уме, а действием. На следующем этапе (с 4 до 7 лет) ребенок делает выводы, опираясь на основания, которые зачастую имеют смысл только для него одного. Поэтому он и называется этапом интуитивной мысли. Для него характерен ряд особенностей, которые объясняют закономерности детского мышления.

Ребенок дошкольного возраста склонен объединять явления, не обращая внимания на наличие или отсутствие реальной связи между ними. Делает он это на основе внешнего сходства, присутствия аналогичной детали, совпадения во времени. Он, например, думает, что два одновременно появляющихся события находятся в причинно-следственных отношениях.

Ребенок мыслит конкретными представлениями, и это особенно ярко выступает в причудливых, на наш взгляд, суждениях о том, чего ребенок не может непосредственно увидеть, ощутить. А таких абстрактных понятий не так уж мало адресуется детям, к тому же с надеждой на точное их понимание. Конкретность детского мышления проявляется в восприятии таких моральных категорий, как хороший, плохой, которые часто имеют у каждого ребенка индивидуальное значение. Например, для одного хороший — это тот, кто не плачет, кто моет руки и чистит зубы перед сном, для другого — кто слушается маму.

Другая особенность ребенка — центрированность его мышления. Центрированность мышления не моральная категория и не означает, что ребенок ставит собственные интересы выше других, действует ради собственной выгоды и во вред другим. Эта особенность мышления просто указывает на то, что ребенок данного возраста не способен посмотреть на мир с другой точки отсчета, кроме своей собственной. Подобно астрономам до Галилея, считавшим, что все звезды вращаются вокруг Земли (геоцентризм), ребенок ощущает себя центром происходящего, не может взглянуть на себя со стороны. Простой пример: спросите пятилетнего ребенка, где у него правая, а где левая рука. Наверняка он знает. Но когда вы станете напротив него и спросите, показывая на свою правую руку, какая это рука, очень вероятно, что вы услышите неправильный ответ. Центрированность детей проявляется и в том, что происходящее вокруг они воспринимают как относящееся к ним самим. Ребенок в этом возрасте считает когда он идет по улице, луна следует за ним или же что папа ездит в командировки, чтобы купить ему подарки. Иногда эта особенность может стать причиной серьезных эмоциональных проблем ребенка, связанных с семьей. В ситуации развода, когда взрослые прямо или косвенно поддерживают искаженную искаженному интерпретацию ребенка, он может прийти к выводу, что отец ушел из семьи из-за его плохого поведения. Возникшее чувство вины впоследствии может привести к самым разнообразным отклонениям в развитии личности.

Пытаясь понять причины поведения других людей, дети чаще всего опираются на собственный опыт и придают поведению других такой же смысл, как собственному. Дети не только познают окружающий мир доступными им интеллектуальными средствами, но и в своем восприятии изменяют мир так, как им больше хочется. Принятие желаемого за действительное проявляется буквально во всей жизни дошкольника. Используя свое яркое воображение, ребенок вмиг превращает себя в принцессу, комнату — в дворец, диван — в роскошный лимузин. В играх дети не только воспроизводят мир взрослых, но и создают себе то, чего им не хватает, то, чего они желают. И не так то просто убедить девочку, что ее ребеночек — это кукла, пластмассовое изделие такой-то фабрики. Они просто не слышат информации, которая противоречить тому миру, в котором они чувствуют себя уютно, который считают красивым. И в этом их сила.

Описанные возможности детского мышления — это не просто интересные страницы психологии. Знание о них необходимо для уяснения того, почему дети и родители часто не понимают друг друга, почему дети своеобразно оценивают происходящее, почему реагируют не так, как мы ожидали.

Дети по-своему воспринимают и интерпретируют поведение родителей, их отношение к себе себя тоже. Детские представления, осмысление мира семьи вызывают своеобразные эмоциональные реакции, странности. Их можно понять, но для этого надо знать особенности детского мышления.

Как пример опишем один тип семьи, в которой ребенок становится козлом отпущения. Когда встречаешься с такой семьей, кажется, что все беды происходит из-за никчемного ребенка — и то он не так, и это. Сколько ни ругай, ни наказывай, ничто не помогает. Да и на ребенка когда посмотришь, кажется что он и вправду все делает как бы не своими руками, все невпопад.

Если взглянуть на семью поближе, то выясняется, что такой ребенок в семье выполняет совершенно необходимые функции, без которых она просто бы развалилась. Недовольство супругов друг другом, неудовлетворенность их психологических потребностей, жизненные проблемы — частые особенности этой семейной пары. Интенсивная тревога, агрессивность при нарастании неудовлетворенности пробиваются наружу, и тогда супруги сталкиваются в конфликте, сыплются взаимные обвинения. Однако по мере роста супружеского стажа муж и жена начинают подсознательно избегать таких ссор: вместо того чтобы выплеснуть свое раздражение на супруга и успокоиться, от него получаешь столько же, да еще с придачей. Вместо успокоения вплетаешься в яростный обоюдный конфликт, из которого выходишь еще более раздраженным. Уж лучше помолчать. Однако напряжение остается, как и стремление его разрядить. И оба родителя находят подходящий для этого объект — своего ребенка, который не может дать отпора. К тому же себе и другим можно объяснить такое собственное поведение: ведь наставления — на благо ребенку, все для его будущего и т. п. Убрать из этой системы отношений ребенка, и супруги сразу же почувствовали бы чрезмерно напряженные отношения между собой, нерешенные собственные проблемы. Большая вероятность, что такая семья без козла отпущения не смогла бы дальше существовать.

На этом примере хорошо видно, какие сложные взаимосвязи возникают между членами одной семьи. Однако было бы ошибочно считать, что только отношения, описанные выше, вынуждают ребенка принять роль козла отпущения. Это может показаться невероятным, но ребенок, неосознанно воспринимая семейную ситуацию, в определенной мере сам принимает такую позицию. Дело в том, что данный ребенок появился такой семье, в такой экологической ситуации, в которой для ее выживания потребовалось связующее родителей звено, что-то помогающее разрядить или уменьшить напряжение в семье.

Однако ребенок может выполнить функции связующего звена не только занимая позицию козла отпущения, но и другими способами. Скажем, агрессивный, непослушный мальчик, причиняющий массу неприятностей родителям, также будет соединять их посредством включения в работу по его перевоспитанию, или же ребенок может подсознательно выбрать болезнь, стремиться быть беспомощным для того, чтобы объединить родителей в заботе о нем. Таким образом, развитие личности ребенка в конкретной семье зависти от системы межличностных отношений в ней, с одной стороны, а с другой — он сам делает собственный неосознанный выбор, какие и как ему выполнять функции, необходимые для существования данной семьи.

Ребенок в семье появляется полностью беспомощным, и его жизнь прямо зависит от родителей. Именно они обеспечивают основные его потребности. Это в равной степени относится к физиологическим потребностям (пища, тепло и т.п.) и потребностям психологическим (любовь, внимание, безопасность). С самых первых дней их удовлетворение зависит от родителей, но уже после непродолжительного периода младенчества, когда связь матери с ребенком особенно тесна, наступает период ослабления непосредственной связи матери и ребенка. Ребенок теперь уже в большей степени должен заботиться о себе сам.

Если родители показывают способы и средства для удовлетворения потребностей физиологических (то есть ему показывают, как он должен питаться или как просить пищу, как утолить жажду, оградить себя от холода), то по отношению к потребностям психологическим такое воспитание практически отсутствует. Да и не каждый родитель догадывается о наличии таковых. Маленький человек сам должен найти способы поведения, которые вызывают одобрение родителей, которые дают ему ощущение собственной значимости. Используя свой изо дня в день накапливающийся опыт, развивающийся ум и чувства, ребенок все чаще начинает делать то, что больше всего нравится отцу и маме, или то, что привлекает их внимание (не обязательно позитивное в своей эмоциональной окраске!).

Уже в конце первого и начале второго года ребенок становится настоящим экспертом своих родителей, он по-разному ведет себя с матерью и отцом, вырабатывает с себе различные стратегии влияния на поведение родителей. Ребенок строит свое поведение, основываясь на субъективной, подсознательной оценке происходящего вокруг. В большинстве случаев оно соответствует системе сложившихся межличностных отношений в семье. Однако не всегда поведение детей разумно, с нашей взрослой, точки зрения. Иногда дети из-за своеобразного и неполного понимания окружающего мира выбирают такие формы собственного поведения и воздействия на родителей, которые плохо влияют не только на их собственное развитие, во и на взаимоотношения в семье. Чаше всего это наблюдается в семьях с серьезными проблемами в отношениях, личностными отклонениями родителей, хотя ни не обязательно. Дети не находя в нормальном репертуаре форм такого поведения, которое им помогло бы ощутить собственную значимость и любовь родителей, используют все возможные варианты. Одним из них может быть даже болезнь. Чувствуя, что внимание родителей в этом случае полностью принадлежит ему, к тому же у кроватки больного ребенка родители как бы на минутку забывают о собственных конфликтах, он воспринимает болезнь как средство улучшить свое самочувствие в семье. Интресно, что дети сами вырабатывают симптомы, вызывающие наибольшую тревогу родителей и, следовательно, максимальную их заботу.

Например, дети, в семье которых есть больные бронхиальной астмой, рано постигают эмоциональное напряжение членов семьи, сопровождающее астматический приступ и последующую заботу о болеющем члене семьи. Для ребенка это может иметь такой смысл: любим тот, кто болен. Очень возможно, что ребенок, испытывающий недостаток любви в семье, попробует сыграть такой приступ. Однако первый симулированный приступ как имитация, игра в необычное, может зафиксироваться, если родители сильно испугались, увидев болезнь ребенка.

Внутренняя позиция ребенка любим тот, кто болен, может проявляться у ребенка в самых разнообразных симптомах. Но, как правило, они появляются у детей из тех семей, в которых родители чрезвычайно чутки к проявлениям нездоровья членов семьи, даже незначительным, временным и вообще сомнительным. Раз образовавшись, болезненные симптомы ребенка не так уж легко исчезают, сам ребенок начинает серьезно из-за них переживать. Однако почти всегда есть возможность понять внутреннюю логику заболевания, если внимательно проанализировать взаимоотношения ребенка с людьми, его оценки окружающего мира.

Мы так подробно рассмотрели весьма нежелательные примеры детского развития не случайно, а потому, что они ярче поясняют основную мысль — ребенок сам, хотя и в определенных условиях жизни, выбирает средства для удовлетворения своих основных психологических потребностей. Это в равной степени относится к любому ребенку. Его творческое отношение к происходящему вокруг проявляется не только в выборе определенного поведения. За ним кроются способ осмысления в структуре взаимоотношений, своеобразная детская философия: я любим, когда достигаю чего-то, любим тот, кто беспомощен, болен, любим тот, кто вызывает улыбку родителей и т. д.

Любовь действительно сложно определить. Однако ребенку возвышенные, неземные чувства, проникновенные слова, тонкие эпитеты не нужны, ему требуется что-то вполне осязаемое, конкретное: повседневное отношение, позволяющее ему расти, чувствуя себя нужным и значимым для родителей. И еще ему крайне важно расти в ощущении безопасности.

Родительская любовь — двустороннее отношение и ее нельзя оценить с одной точки зрения. Она предполагает двух участников — родителя и ребенка, которых связывают взаимопонимание, взаимоуважение, взаимная симпатия. Ребенок чувствует любовь родителя и родитель воспринимает себя любимым, любящим в том случае, если:

1. Родитель умеет доступно выражать свои чувства ребенку.

2. Ребенок соответственно понимает своего родителя

3. Родитель понимает внутреннее состояние ребенка и способен воспринять выражаемые ребенком чувств любви, привязанности.

СЕМЕЙНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

СЕМЕЙНАЯ ПСИХОЛОГИЯ – раздел современной психологии, изучающий развитие человека в семейном окружении, психологические особенности внутрисемейных взаимоотношений, психологические механизмы адаптации семьи в социуме.

Семейная психология, основывается на данных исследований в социологии семьи, различных отраслей психологического знания, семейной психотерапии, психологического консультирования, психопрофилактической и социальной работе с семьями.

Дает психологическую характеристику здоровой семьи и семейной патологии, а также способствует практическому применению этого знания в ходе психологической помощи семьям, выступая в качестве научно-психологической основы для последней. Данные, которыми располагает психология семьи, являются основанием для формирования различного рода социальных и психологических программ, направленных на помощь семье. Они также служат источником разработки научных принципов подготовки специалистов, работающих с семьей, коррекции внутрисемейных взаимоотношений.

Предмет семейной психологии – специфика психологического подхода к изучению семьи как системы межличностных взаимодействий, ее структуры (половозрастной и ролевой) и функций (защита индивида от манипулятивных воздействий общества и приспособление его к жизни в этом обществе).

Семейная система психологически характеризуется такими свойствами как целостность, повторяющиеся образцы взаимоотношений, функционирование и развитие по собственной логике, независимо от окружающих условий. Внутрисемейные межличностные взаимодействия способствуют как ассимиляции культурных схем общества в структуру личности, так и приспособлению внутреннего мира индивида к культурным схемам общества (что, однако, не всегда содействует преодолению разъединенности разных сторон личностного бытия, но иногда усугубляет эту разорванность). Иногда происходит образование личностных комплексов, «тени» (по К.Юнгу), различного рода психологических проблем, кризисов и конфликтов.

Психологически помочь семье – значит способствовать тому, чтобы внутрисемейные взаимоотношения были отрегулированы в позитивную сторону, а это значит – чтобы семья помогала каждому ее члену эффективно развиваться. Негативному в семье необходимо противопоставить позитивное в ней, как в содержательно-процессуальном, так и в ценностно-культурном контекстах. Изучение психологических особенностей дисфункциональной и здоровой семьи – ключевой вопрос психологии внутрисемейных отношений.

Термин «дисфункциональная семья» обычно применяется в широком контексте к семейной системе, которая является источником неадаптивного поведения одного или нескольких своих членов, не обеспечивает необходимых условий для их личностного роста. По данным современных семейно-психологических исследований, дисфункциональные семьи имеют следующие характеристики: существование любых проблем в семье отрицается, испытывается недостаток в степени интимности, чувство стыда используются для мотивации индивидуального поведения, семейные роли являются жесткими, индивидуальная идентичность приносится в жертву семейной идентичности, а индивидуальные потребности – потребностям семьи в целом. Семейные мифы в дисфункциональной семье не соответствуют реальности, а юмор, нежная забота, оптимизм являются редкостью. Конфликты здесь закрыты, имеет место хроническая неприязнь одних членов семьи к другим. Дисфункциональность семейной системы приводит к многим психологическим симптомам и негативным социальным явлениям – таких как алкоголизм, наркомания, насилие, детские кражи, и т.д. (см. СЕМЕЙНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ).

Функциональная (здоровая) семья характеризуется гибкой иерархической структурой власти, ясно сформулированными семейными правилами, сильной родительской коалицией, неповрежденными межпоколенными границами. Здоровая семья – это «система в движении», процесс непрерывного изменения, эволюции, становления. Семейные правила здесь открыты и служат позитивными ориентирами для роста. Допускается смена одних внутрисемейных треугольников и коалиций другими без возникновения при этом у членов семьи чувства ревности или ненадежности, что жизненно необходимо для установления личностно-социальных границ. Только когда вы свободны принадлежать чему-то, объединение имеет позитивный смысл – общность и свобода развиваются параллельно. Друзья членов семьи, соседи свободно входят во внутрисемейное пространство без страха быть отвергнутыми и с удовольствием принимаются в нем. Обычно в семейную систему включают три или даже четыре поколения семьи. При этом старшее поколение может общаться с младшим без того, чтобы прятаться за безличностное требование сохранять дистанцию – «уважать». Здоровая семья – это место открытого проявления близости, любви, так же как и ссор, и даже ненависти. Все свободны принимать участие в интенсивных межличностных взаимоотношениях, на основе любых человеческих чувств.

Образцы поведения, которые обычно считают патологическими и рассматривают в качестве показателей нездоровой семьи, могут быть обнаружены и в каждой «нормальной» семье – действительно существенные различия лежат в интенсивности, степени ригидности (способности к изменению) негативных признаков и проблем, а не в самом их существовании. Семьи, мир которых наполнен различного рода фобиями по поводу «ненормальности», старающиеся избежать всех патологий, обычно становятся жертвами этой ригидности.

Четкая дистанция между поколениями – один из основных компонентов в структуре хорошо функционирующей семьи (ее не следует путать с негибкими внутрисемейными иерархическими структурами). Ясно, что родители и дети не равны между собой с точки зрения таких понятий как «власть» и «ответственность». Взаимно солидарные родители представляют собой как бы позвоночный столб семьи, обеспечивающий ощущение безопасности для детей. Однако здоровая семья основывается не на доминировании родителей над детьми, а на том, что сила первых обеспечивает безопасность для вторых. Поскольку эта сила четко осознается и не подвергается сомнению, родителям нет необходимости всегда открыто проявлять и непрерывно доказывать ее существование как детям, так и самим себе. Они поощряют открытость по отношению к игре, ролевому экспериментированию – творчеству в общении.

Отношения между супругами – психологический центр всех внутрисемейных взаимодействий. Брак – это как бы смесь первоначально отличных друг от друга культур, такое перемешивание этих культур, которое создает новую культуру, одновременно похожую и непохожую на породившие ее. Если в семье культурные различия рассматриваются как негативный фактор, от которого необходимо избавиться, то они ведут к внутрисемейным расколам, вызывают у членов семьи разнообразные защитные реакции. Однако, если на различия исходных культур смотрят как на то, что способствует росту каждого члена семьи, то они оказываются ценным фактором внутрисемейной стабильности; на эмоциональном уровне проявляются, в частности, в теплых супружеских взаимоотношениях. Испытывая недостаток в последних, муж и жена обычно встают перед лицом непреодолимых трудностей, когда «на арене» появляются дети и им приходится выполнять родительские обязанности. Утверждение о том, что появление младенца позволит восстановить нарушенные отношения между супругами является опасным заблуждением.

Именно потеря супружеского «мы» делает развод столь разрушительным и супружескую неверность столь деструктивной (хотя все здоровые браки обычно испытывают десятки эмоциональных разводов). Развод объявляет «мы» фикцией, утверждает его несуществующим в юридическом аспекте, но в эмоционально-психологической плоскости невозможно вернуть обратно тот эмоциональный вклад, который вложен в партнера. Можно принять решение более не жить вместе, но отменить то, что уже произошло – невозможно.

Вместе с тем развод негативно отражаются на детях, хотя для современной психологии семьи остается открытым вопрос о том, какая среда менее комфортна для ребенка – семья с одним родителем или с конфликтующими родителями. Исследования показывают, что одинокие родители менее нежны со своими детьми, уделяют им меньше времени, менее психологически доступны из-за необходимости выполнения других социальных ролей. Это приводит к тому, что ребенок больше времени проводит на улице со всеми ее опасностями – преступлениями, алкоголем, наркотиками, небезопасным сексом.

При рассмотрении влияния развода на самих супругов, описываются такие негативные психологические явления как реакции горя, обвинения бывшего партнера, чувство собственной вины за неудачный брак, чувство незащищенности перед лицом социальных, экономических и психологических проблем, социальная изоляция, депрессия и т.д. Все это, в конечном счете, ведет к созданию психологически небезопасной и нестабильной среды, в которой воспитывается ребенок.

Начиная с психоаналитической традиции, которая впервые рельефно осветила значение детско-родительских отношений в формировании личности, многие авторы (Дж.Боулби, Р.Фэйрбэйрн, М.Эйнсворт и др.) придавали особое значение типам семейных отношений, в которых воспитывались вступившие в брак мужчина и женщина. В частности, Э.Коген и Ш.Роговин выделяют три типа привязанности ребенка к матери (в родительских семьях): защищающий, избегающий и амбивалентный, полагая, что супружеские конфликты могут быть разрешены через их осмысление (см. ПСИХОАНАЛИЗ).

Ребенок с «защищающим типом привязанности» с осторожностью относится ко всему новому, ему постоянно необходима поддержка и внимание матери: он довольно быстро привыкает к незнакомой обстановке и людям, но все это при условии, что мать находится рядом. Такие дети, вырастая, относятся к окружающим с открытостью и доверием: они обычно хорошие слушатели, хотя часто обладают ригидной системой ценностей.

Ребенок с «избегающим типом привязанности» ведет себя «игнорирующе» по отношению к матери, т.е. ее присутствие и внимание не имеют для него особого значения. Когда, например, отсутствующая мать возвращается, он избегает контактов с ней, даже взглядом. В новой, незнакомой обстановке такой ребенок чувствует себя достаточно комфортно, не проявляя признаков беспокойства. Вырастая, такие дети обычно сталкиваются с проблемами установления дружеских отношений. Дружба развивается у них лишь на основе общности интересов.

Ребенку с «амбивалентным типом привязанности» не по душе незнакомая обстановка, в ней он испытывает тревожность, и ему необходима защита матери. Но как только он осваивается в новой ситуации, материнская забота оказывается не столь важна для него. Сталкиваясь с неожиданным поведением матери или окружающих, дети с этим типом привязанности оказываются в состоянии замешательства. Во взрослом возрасте люди с таким типом привязанности легко устанавливают дружеские отношения с окружающими. При этом они настолько импульсивны и склонны сомневаться в истинности дружеских чувств, что малейшее рассогласование интересов может сильно их расстроить, нарушив отношения с близкими людьми.

Перенимая, выучивая определенный стиль привязанности, дети затем используют его в своих взаимоотношениях с людьми во взрослой жизни, в том числе и с партнерами по браку. Объектом привязанности теперь становится муж или жена, и именно сходства и/или различия типов привязанности являются причиной возникающего непонимания между партнерами. Существенно, что в разных стилях привязанности нет ничего плохого или хорошего – они такая же часть нас, как например, физические особенности или темперамент. Каждый стиль привязанности – это определенные образцы поведения, «язык» выражения чувств и мыслей. И если люди не умеют распознавать «языки» друг друга, возникают проблемы в их общении.

Современный кризис супружества связан также с изменением гендерных ролей. Т.Рил вводит понятие «психологический патриархат», под которым имеется ввиду, в отличие от патриархата «социального», иерархическая система взаимоотношений, в которой нет места любви и нежности.

«Психологический патриархат» проводит строгое разделение между мужественностью и женственностью: первая связывается с силой, логикой, агрессивностью, независимостью, ориентациями на достижение цели, нечувствительностью, а вторая – со слабостью, эмоциональностью, зависимостью, ориентацией не на результат, а на процесс, сверхчувствительностью. Д.Б.Миллер называет «психологический патриархат» моделью взаимоотношений «доминирования» («pover over») в отличие от модели сопричастности («being with»). Эта модель помещает субъекта выше или в сторону от его ближайшего окружения вместо того, чтобы рассматривать его как составную часть этого окружения.

Чувствительность к другим, способность разделять чувства близкого человека – этого сейчас женщины ждут от мужчин, но подобные свойства, по сути дела, не являются частью мира современного мужчины, которому трудно быть нежным и поддерживать достаточный уровень интимности со своими близкими. Культура воспитывает его как соревнующегося с другими мужчинами и подавляет проявления нежности и заботы. Что значит быть настоящим мужчиной? Заниматься спортом, иметь успех у женщин, уметь дать сдачи, не показывать своих чувств, пить много пива, модно одеваться, много зарабатывать. С детского сада мальчика учат сдерживать свои эмоции (особенно сильные), не показывать, что ему больно, не просить помощи и не заботиться о других самому. Такое сдерживание естественных чувств может оказать травмирующее влияние на развивающуюся личность мальчика, особенно на ее коммуникационные аспекты.

Девочек воспитывают так, чтобы они ориентировались на общение (в частности, в традиционных культурах им разрешается показывать свои страдания), мальчиков же воспитывают так, чтобы они были нацелены на достижения. Согласно Т.Рилу, главный парадокс мужской жизни заключается в том, что для того, чтобы он чувствовали свою самоценность, мужчина должен быть «солдатом, застегнутыми на все пуговицы». В мире мужчин «ты либо победитель, либо проигравший, либо внизу, либо наверху, контролируешь – либо сам под контролем – или самодостаточный мужчина, или баба, девчонка».

Феминистки много сделали для того, чтобы женщины почувствовали себя более свободными от их традиционных половых ролей. Что же касается мужчин, то уже с детства мальчики стесняются проявлять черты, приписываемые противоположной половой роли. Гендерные проблемы – хороший пример того, как культура и история общества влияют на психологическую специфику внутрисемейных взаимоотношений.
См. также ГЕНДЕРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ; ПОЛ И ГЕНДЕР.

Многими исследователями признается, что российская семья в советское время была контужена неадекватным манипулятивным отношением к ней со стороны государства. Ряд отечественных и зарубежных психологов (Вайнер Х., Дружинин В.Н., Орлов А.Б., и др.) рассматривают как негативное для становления новой семьи обстоятельство, что женатые дети остаются жить с родителями из-за плохих жилищных условий. Однако, как показано в одном российско-американском исследовании (Бейкер К., Гиппенрейтер Ю.Б), то, что бабушки и дедушки воспитывают внуков по сложившейся у нас в стране культурно-исторической традиции, может иметь и позитивный эффект. В западных семьях, где отделение новой молодой семьи от родительской рассматривается как строго необходимое условие ее становления, имеет место ослабление контактов между первым и третьим поколением, что затрудняет, а иногда даже прерывает передачу культурного и психологического опыта. А такой опыт, как показывает психологическое изучение семей, переживших, например, сталинские репрессии, порой оказывается для новых поколений ничем не заменимым.

Как отмечает В.Н.Дружинин, наиболее распространенный вариант приобретения устойчивости советской семьей (в отличие от дореволюционной российской, православно-ориентированной, а также западной модели) – установление жесткой связи доминирования и ответственности: если кто-нибудь из членов семьи получает за нее ответственность, то ему должна принадлежать власть, что, по мнению этого автора, является главным источником конфликтов и в современной российской семье. Православие считало ответственным за воспитание детей в равной степени мать и отца, доминантную же роль женщины в советской семье навязывали советская власть и коммунистическая идеология, по-существу лишив отца основных родительских функций. Поэтому и в современной российской семье женщина часто вынуждена силой обстоятельств «править» безраздельно и полностью, т.к. мужчина не в состоянии обеспечить семью, нести за нее подлинную ответственность и быть образцом для подражания.

Вообще же постсоветская семья, по сравнению с советской в нравственно-психологическом смысле характеризуется тем, что, с одной стороны ориентируется на общечеловеческие ценности, а с другой – на более четко, по сравнению с советским временем, очерченные отечественные духовно-культурные регулятивы.

Не только современное российское общество, но и мир в целом сейчас находятся под опасным воздействием центробежных сил непрекращающейся борьбы за территории, гуманитарную помощь, приоритеты тех или иных культурных прерогатив и т.д. Поэтому так необходимо приобщение индивидов и семей к полифонии всечеловеческих и отечественных культурных ценностей и традиций, многовекового позитивного опыта психологической мудрости. Поэтому становящаяся семейная психология, в особенности отечественная, должна стремиться к тому, чтобы, рассматривая индивида как неповторимое, редкостное, самоценное существо, создать образ позитивной семьи, которая защищает индивида на всех этапах его жизненного пути от манипулятивных воздействий той конкретной социальной группы, в которую индивид включен, где борьба за ресурсы часто оказывается важнее самой человеческой жизни (см. ПОЗИТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ).

Проблематика семейной психологии тесно взаимодействует с разными отраслями психологии (см. ПСИХОЛОГИЯ). Клиническая психология рассматривает внутрисемейные отношения как один из основных факторов в причинах возникновении психической аномалии. Неразвитость и разрушение эмоциональных отношений с ближайшим семейным окружением является механизмом развития пограничной личностной структуры – сложившихся в патологических условиях ригидных образцов поведения и межличностных связей.

Семья с социально-психологической точки зрения – малая группа, которая основывается на браке, кровном родстве или на усыновлении и осуществляет совместную жизнедеятельность. Здесь исследуются циклы развития семьи, ее ролевая и властная структура, стабильность и устойчивость отношений в семье, особенности выбора брачного партнера, установки на брак и семью, конфликты, взаимоотношение семьи с более широким социальным контекстом и т.д. Психология личности включает в круг своего рассмотрения проблемы психологической специфики развития личности в семейном окружении, детско-родительские отношения, формирования в онтогенезе личности установок на брак и семью. Педагогическая психология интересуется психологическими аспектами взаимодействия образовательных учреждений и семьи, эффективностью различных приемов семейного воспитания, разрабатывает научно-психологические основ семейной педагогики.

Роль нравственно-психологических регулятивов во внутрисемейных отношениях, а также средства, которые на протяжении истории использовались в рамках религии для помощи семье изучаются психологией религии. За многими конфликтами в семье лежит вопрос о смысле жизни, который не имеет универсального разрешения в рамках секулярного гуманизма, но адекватно разрешался в традиционных религиях до тех пор, пока (в 19 в. это стало уже очевидно) человеческая жизнедеятельность усложнилась настолько, что религия сама превратилась в нравственно-психологическую проблему. Фанатизм, нетерпимости, жестокости к инакомыслящим и сомневающимся очень существенно не только для взаимоотношений внутри больших социальных групп, но также и в ходе непосредственных межличностных взаимодействий, в особенности между родственниками, в семье.

Тема семьи неизменно присутствует также в таких отраслях психологического знания как психологии развития, дифференциальная психология, психогенетика, психология труда, юридическая психология, сравнительная психология, историческая психология, военная психология, экономическая психология и т.д.

В качестве самостоятельной отрасли современного психологического знания семейная психология все еще находится в стадии становления, и для ее успешного развития необходимо проделать большой объем работы, переосмыслить упомянутые выше разделы психологического знания, а также данные смежных дисциплин (в особенности семейной психотерапии), и, вместе с тем, непрерывно собирать собственный конкретно-психологический материал.

Александр Шапиро

Бейкер К., Гиппенрейтер Ю.Б. Влияние сталинских репрессий конца 30-х годов на жизнь семей в трех поколениях. – Вопросы психологии, 1995, № 2
Дружинин В.Н. Психология семьи. М., 1996
Саймон Р. Один к одному (беседы с создателями семейной терапии). М, «Класс», 1996
Shapiro A. Family psychology and L.S. Vygotsky’s concept of «the social situation of development» «Vygotsky in theory – Vygotsky in practice». Proceedings from the Vygotsky Seminar in Trondheim 1996. Trondheim, Norway, 1997
Эйдемиллер Э., Юстицкас В. Психология семьи и семейная психотерапия. Л., Питер, 2000
Ellis E.M. Divorce wars. Interventions with Families in Conflict. APA, Wash, DC, 2000
Cohen E. & Rogovin S. Couple Fits: how to live with the person you love. N.Y. A perigee book. 2000
Психология семьи. Дайджест публикаций по теме в журнале «Вопросы психологии». М., 2002
Rеаl T. Ноw саn I gеt thrоugh tо yоu. Rесоnnесting Меn аnd Wоmеn. N.Y., Sсribnеr, 2002
Карабанова О.А. Психология семейных отношений. М., 2004
Shapiro A. The Theme of the Family in Contemporary Society and Positive Family Psychology. Co-publishing simultaneosly in Journal of Family psychotherapy (Haworth Press, Inc.), 2004 vol. 15, № 1/2

Источник https://kpp-bgpu.ucoz.ru/publ/orlov_a_b_ehvoljucija_mezhlichnostnykh_otnoshenij_v_seme_osnovnye_podkhody_orientacii_i_tendencii/1-1-0-2

Источник https://studbooks.net/1683432/psihologiya/mezhlichnostnye_otnosheniya_seme_glazami_rebenka

Источник https://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/psihologiya_i_pedagogika/SEMENAYA_PSIHOLOGIYA.html